мужа. Там, где находила кусок, ставила храм. Долго ли, коротко ли все части тела нашла, кроме одной – самой ценной, – Сашечка сделал паузу, чтобы заинтриговать слушательницу. – Фаллос, значится, пропал. Рыбы его съели. И потому, значится, с тех самых пор древние египтяне отказались от употребления в пищу речной рыбы.

«К радости последней, – уже засыпая подумала Александра. – А рыбам откуда было знать, что эту штуковину есть нельзя? На нем же не написано, что он царственный и к тому же фаллический символ нации».

– И рыжих египтяне тоже не любят с тех пор: рыжий человек для них шайтан, символ коварства и темных сил.

«И не только они…» – сквозь сон подумала Александра.

– Так вот, собрала Исида все куски тела мужа, омыла вместе с Анубисом и Нефтидой святой водой, которой считалась нильская вода. Египтяне, к слову, до сих пор в Ниле не купаются, – добавил Онуфриенко, – хотя, если спросить их почему, ответят: «Потому что у нас море неподалеку имеется». Так вот, подготовила Исида царя к воскрешению. Провела мистерию нужную – Осирис и воскрес, зачал сына Хора, но в семье не остался, ушел править в царство мертвых. Понятное дело, от живых-то одна головная боль и неприятности. Вот такая Исида оказалась – хоть и богиня, но при этом верная жена и любящая женщина. Потому ее так и любили люди и много веков сохраняли божественный культ. А уже после того родила Исида Хора, от Сета уберегла, вырастила, а потом была у Хора жестокая битва с Сетом, но это – отдельная история на следующий раз, – закончил повествование сказочник и, наклонившись к Александре, погладил ее по волосам…

А она уже спала. Ей снился Онуфриенко, который плыл по реке в огромном шикарном сундуке под парусом с изображением солнца, предостерегая криками расположившихся на берегу рыболовов с удочками и неводами, что рыбу здесь ловить, а уж тем более кушать, никак нельзя! А они с берега вежливо так отвечали, что им на это его предупреждение наплевать, потому что у них «крыша» – рыбинспектор.

На душе у нее было легко и спокойно…

* * *

Проснулась Александра от запаха. Тошнотворно-знакомого. От которого сон сразу убежал и забился под шкаф. Оказалось, Сашуля опять варил перловку, напевая под нос что-то заунывное. А что бы еще он мог петь, готовя такое? Александра, едва спустив ноги с кровати и сразу забыв о принятом обете молчания, заявила, что эту гадость есть не будет! Категорически!

– Ух ты! – с восторгом воскликнул Онуфриенко. – Всего-то за одну ночь, и такой результат! Сколько динаминизированного нервного флюида в голосе! Поздравляю! Восстанавливаешься с фантастической скоростью. Не зря, значится, в пирамиду сходили. А как рука?

Александра, учитывая, что высказывание про «динаминизированный нервный флюид» требовало спокойного осмысления, не говоря ни слова, зыркнула на Сашечку, открыла дверцу платяного шкафа и, выбрав вещи, направилась в ванную переодеваться. Рука ныла, но уже не так сильно, как вчера. Умывшись и с трудом натянув джинсы и майку с изображением разъяренной львицы на груди, она вернулась в комнату и села к столу.

– Кофе мне приготовь, – решила воспользоваться временной нетрудоспособностью, – пожалуйста!

– Нельзя, – помотал головой Онуфриенко, помешивая варево. – Кофе никак нельзя. У тебя и так, судя по виду, давление повышается. Без всякого кофе. Иначе бы с удовольствием.

– А дышать можно? – на всякий случай решила уточнить она.

– Дышать можно, а кофе нельзя, – он выложил кашу из кастрюльки и устроился за столом. – Потому что кофе у меня нет. И кроме того, у меня предчувствие.

Александра напряглась, потому что до сего момента Онуфриенко оперировал только знаками.

– Предчувствие путешествия, – продолжил он. – В замечательное место под названием Эль-Минья! – радостно провозгласил провидец. – В царство Эхнатона. Поезд в двенадцать тридцать.

Александра выдержала паузу в воспитательных целях и, лишь когда заметила беспокойство в его глазах, согласилась поехать.

– Надеюсь, твой Эхнатон не сломал ногу, как Тутанхамон, упавший с летательного аппарата? – ехидно поинтересовалась она, вспомнив Сашечкин рассказ у египтологов. – И, надеюсь, мы там не будем реконструировать и испытывать фараонский самолет? А то у меня тоже предчувствие, – посмотрела сначала на гипс на руке, а потом перевела взгляд на Сашечкину ногу. – Плохое.

Онуфриенко сначала заерзал, но потом рассмеялся и, в конце концов, доев кашу, отправился в кафе за едой для нее. Александра, воспользовавшись его отсутствием, отправила Вадику бодрую эсэмэску: «У меня все отлично. Сломала руку. Онуфриенко сказал, что это знак. Еду в Эль-Минью. В царство Эхнатона. На поезде. Целую».

* * *

Через пару часов, доехав на такси до площади Рамзеса, Александра стояла вместе с Онуфриенко на одном из перронов старого Каирского вокзала и с интересом поглядывала по сторонам, с наслаждением вдыхая железнодорожные запахи, которые полюбила еще в малолетстве, когда с отцом на дачных прогулках ходила к железной дороге махать ручкой проезжающим составам, а отзывчивые машинисты могучих тепловозов приветствовали ее короткими трубными гудками.

– О чем задумалась? – услышала она голос Онуфриенко и обернулась. Бодрый вид и азартный блеск глаз Сашечки ясно говорили, что поездка в Эль-Минью – цель всей его жизни. По крайней мере, сегодня.

– Долго нам туда ехать? – поинтересовалась она.

– Часа три – три с половиной, – ответил он, всматриваясь в дальний конец перрона. – Эль-Минья рядом с Ахетатоном, столицей царя Ахенатона. Знаешь такого?

– Ну кто ж не знает мужа Нефертити! – быстро сообразила она. – Все знают. Даже рядовые туристы. Хотя вчера, помнится, ты называл его Эхнатон?

– Вчера – по русской традиции, сегодня – по британской, – важно заявил Сашечка.

– А как правильно?

– Никто на самом деле точно не знает, как звучал язык древних египтян. А если скажет, что знает, – соврет. Хотя и непреднамеренно. В их иероглифическом письме звуки не обозначались и фонетического алфавита не было. То, что мы слышим сегодня, – вероятностная реконструкция с опорой на коптский язык. Потому столько вариантов, особенно по гласным звукам. Но в русском смысл древнеегипетских имен особенно затуманен из-за слитного написания разных слов. Такова наша египтологическая традиция. А научные традиции, как известно, живучи и ох как агрессивны к любым новым идеям. Научные школы – как церкви со своими апостолами, священными книгами и… коровами, – засмеялся он. –