– Зачем? Что в ней такого?..

– Тебе ли, силу родовую оседлавши, спрашивать? – он был похож на Лешека, правда, пожалуй, потоньше, поизящней. И черты лица знакомые. Не как в зеркало глядишься, отнюдь, скорее как семейный альбом смотришь. – Знаешь, что смешно? Они все здесь полагают, что мне корона нужна. Они меня растили с мыслью, будто бы престол – это верх мечтаний. И было время, когда я думал именно так, когда исходил от ненависти, понимая, чего лишен. Точнее, не понимая.

Светлые глаза. Правильные черты лица.

И тени людей, сквозь которые проходит маг императорской силы, запретного знания. Здесь, в мире ином, почти ничего не меняется, разве что люди видятся яснее. Вот и он, темный в сути своей, виден. А еще нити, которые протянулись от него во все стороны, привязывая душу ко дворцу.

Сам неужто не чувствует? Не замечает?

– Пожалуй, лет до десяти я был счастлив, – он остановился шагах в трех, заслоняя собой кипевший бой. И лишь эхо силы долетало до Лешека, но и по нему можно было увидеть многое.

Престарелая матрона выплетает щит, пытаясь укрыть за ним дебютанток.

Чей-то предсмертный вздох, только чей? Наши, чужие… люди, которым вновь было мало, стало быть отец допустил ошибку.

И не одну.

Лешеку на них учиться надобно, чтобы не позволить…

– Пока думал, что такой же, как все… мои братья… сестрица… ты ее знаешь. Правда, хороша? Особенно если змеев камень на шею повесить. И главное, что никто, ни один менталист не почувствует дурного. Это ж просто камушек, обыкновенный, силы в нем ни капли, а уж что силы разными бывают…

Кривая усмешка.

– Чего тебе надобно? – Лешеку хватает умения отрешиться.

Заставить себя не слышать.

Крики… кто-то молит о помощи, а кто-то – о пощаде. Кто-то ругается зло, а кто-то с молчаливым остервенением выплескивает силу, понимая, что не стоит ждать милости, что жертвы давно уже определены. И вот обрываются нити жизни некоторых, кого успела коснуться милость императрицы… Что ж поделаешь, магия усиливает действие многих ядов.

Жаль, что не всех.

Суда не будет. Слишком уж много оказалось тех, кто готов был рискнуть. И над этим тоже придется подумать.

– Чего надобно? Сложный вопрос. Сперва я хотел власти. Я думал, что взойду на трон, положу на голову растреклятую шапку и буду править. Всенепременно мудро. Никто не идет к трону с мыслью, что станет бездарным правителем.

В этом есть свой смысл.

Только еще чья-то жизнь обрывается, и это не добавляет Лешеку спокойствия. Правда, отец в городе, с войсками. Мать…

– Знаешь, мне повезло, что я менталист, хороший менталист, с высоким уровнем эмпатии. Ты не поверишь, какое количество менталистов напрочь эмпатии лишены. А это как… не знаю, глухому быть при орлином зрении. Вроде бы и хорошо, а толку мало. Мне говорили, нашептывали то одно, то другое, то третье. Много ли мальчишке надобно, чтобы в избранность свою уверовал? Чтобы смотрел на прочих как на игрушки… Они отчасти игрушки и есть. Взять мою сестренку. Мучилась-мучилась, а все равно терпела. Жалела меня, разнесчастного. Вот скажи, это нормально?

– Не знаю.

Войска давно уже вошли в Арсинор, подавляя и те вялые очаги мятежа, которые еще остались. Однако войска не способны уберечь от слухов.

А слухи, что император погиб, будут.

Дальше… смута, страх людской, и вот уже сама армия готова склонить голову перед самозванцем. Лешек не знал, чей это план, однако согласился, что тот хорош на диво.

– И я не знаю. Наверное, если бы не она, если бы не такие, как она, я бы стал тем, кем меня хотели видеть. Я попал в университет, всецело уверенный, что стою выше прочих.

– Звать-то тебя как?

– Мишкой… а ты Лешек… все так называют. Кстати, под дурачка у тебя получалось играть так себе, если б не шептуны твоего Митеньки, многие раскусили бы. А так, когда самому умному человеку постоянно приговаривают, что цесаревич дурковат, поверить немудрено.

– Актер из меня никакой.

– Верю… так о чем мы? О них вот? – он взмахнул рукой, и купол задрожал. – Знаешь, у меня хватит сил смести его и поднять мертвых. И еще на многое хватит сил, только не на то, чтобы ее вернуть. Ветрицкий, сука этакая, он ко мне частенько наведывался, проверял, как я учебу постигаю, да и прочих… Студенты – братия ненадежная, в головах ветер, а где ветер, там и семена бури посеять легко. Он и старался, сеял. Рассчитывал, что при моей особе станет советником. Хватило ума в правители не лезть, правда, с каждым разом он все больше край терял. Знаешь, как бывает, то тут оговорка, то там… он как раз эмпатии лишен был. А я вот… чувствовал себя рядом с ним неправильно. Не всемогущим правителем Арсинора, но мальчишкой глупым, которому надо говорить определенные вещи, убеждать, удерживать. Ненавижу урода… если бы он только меня…

Мишка мотнул головой и пот вытер.

– Тяжелое это дело… я влюбился. Представляешь? Думал, меня это минет… и влюбился… вляпался с… я не хотел признавать, что влюблен. Нет, решил, будто меня очаровали, приворожили… такое случается ведь и с лучшими. Она… она была на редкость неподходящей особой. Водница, но сил в ней была капля. Сама из купечества… представляешь? Ни манер, ни понимания, как себя в обществе вести. И родители не сказать чтобы состоятельные. Какие-то там лавки у них были, но где лавки, а где корона Арсинора…

Да уж, лавки с короной сочетаются плохо.

– Я долго боролся с собой. Я… я ее затравил, думал, выживу из университета и тогда-то вздохну вольно. Только ж она гордая, да… не выжилась, а… главное, в какой-то момент я понял, что если ее не станет, то и меня не будет. Знаешь же про эту нашу черту, верно? Если вляпался, то уж до конца жизни. Твой отец вон не побоялся с нелюдью связаться, готов был и корону, и страну послать куда подальше. Всерьез подумывал, чтобы тоже отречься. И отрекся бы. Мы… сильны, но и уязвимы. Я тогда этого не то чтобы не знал. Не понимал. Меня сводили с правильными девушками, а я в купчиху влюбился… да… неудачно получилось.

– Что произошло?

– Моя собственная дурость произошла, – Мишка дернул плечом и поморщился. – А еще Ветрицкий с его советами. Будто он не знал, чем оно… мол, подчини себе, получишь, что хотел, а дальше… какая разница, что с ней будет дальше? И я ведь поверил, что это все-таки не любовь. Страсть. Бывает. Это вот… знаешь, что случается с менталистами, одержимость… которая опасна, если не дать возможность реализоваться. Думаю, он и на меня воздействовал. Кем я был тогда? Самоуверенным мальчишкой, полагающим, что он сильнее остальных. Только сила – это ведь еще не все. Ты вот способен дворец в камне утопить, а как остановить нынешнюю грызню, понятия не имеешь.

Лешек склонил голову.

Способен или нет… он не пробовал, право слово. А вот что касается грызни, то бой затихал. И кто бы ни одержал победу, отец…