Дамблдор с Гриндевальдом. Они мечтали о великом общем благе — сделать мир лучше, честнее, справедливее… Сделать так, чтобы не было войн, чтобы и волшебники, и волшебные существа, и магглы — все жили в едином общем мире. Использовали свои сильные стороны, чтобы помочь купировать чужие слабые… Вот только как их всех хотя бы теоретически можно объединить? На первый взгляд, да и на второй с третьим и четвертым — никак.

Если бы слово "невозможно" надежно останавливало всех без исключения мечтателей, то люди до сих пор бегали бы стаями по веткам пальм где-нибудь в Африке. Вот и два молодых пытливых ума, желающих изменить мир к лучшему, после полугода споров выработали следующую политическую программу.

"Как всем хорошо известно, мудрость приходит с возрастом. Поэтому, при прочих равных, лучшим правителем, ко всеобщему благу обеспечивающим стабильность, развитие и совместное процветание, будет дольше всех проживший. А кто живет дольше других? Волшебники.

Да, и магглы, и существа, и твари вполне могут иметь своих собственных королей-глав-вожаков. Да, среди них могут попасться и настоящие гении. Да, частенько случается так, что возраст приходит один. Но все равно, если есть преимущество в длительности накопления опыта — сроке жизни, то при принятии решений будет меньше горячности, а больше — правильного расчета. Да и период стабильного правления будет длиться дольше. Поэтому волшебники самой Магией предназначены, чтобы править всеми честно и справедливо!"

Вот только как под рукой волшебников собрать всех-всех-всех? Людей, магглов, существ, тварей? Магглов, что загнали волшебников в резервации? Драконов, загнанных в резервации уже самими волшебниками? Бешеных в полнолунье оборотней? Вампиров, смотрящих на всех как на еду? Кажется, проще кошку и собаку поженить!

И вот тут молодой и пытливый ум Гриндевальда, хорошо тогда знакомого с техническими достижениями магглов, можно даже сказать, очарованного их прогрессом, нашел парадоксальный способ. "Сначала объединить в одну страну магглов, а волшебники потом по Статуту "сами подтянутся". Способ был признан перспективным. Друзья совместно стали разрабатывать планы по построению мира общего блага… но тут погибает Ариана.

Ариана не терпела громких, яростных споров, чисто по-детски срываясь в крик и слезы. Поэтому Альбусу и Геллерту — цельным, сильным, смелым, но по-юношески нетерпимым максималистам волей-неволей приходилось смирять свою горячность, а там становилось недалеко и до компромисса. Внезапная смерть мисс Дамблдор поменяла во взаимоотношении друзей очень многое, если не все. Теперь никаких ограничений больше не было, споры стали оканчиваться не компромиссом, а ничем, противоречия раз от раза становились все серьезнее, и потихоньку видение того, как именно следует достигнуть Высшего блага, стало у друзей диаметрально противоположным. Особенно это касалось количества "допустимых потерь" и тех, кто в эту графу мог попасть.

И Дамблдор, и Гриндевальд были, конечно же, в силу молодости несколько наивны. Но не настолько, чтобы не признавать, что новый мир невозможно построить в белых перчатках. Однако, поначалу в список, хм… погибших подлежали к занесению только самые непримиримые враги и, возможно, некоторое, очень небольшое количество случайных жертв. Жестоких проскрипций не планировалось, но не было и особой жалости. И к существам, и к магам, и к магглам. Особенно к последним.

Да и о какой любви или хотя бы жалости может идти речь, если именно магглы (пусть это и были не понимающие творимого в силу своего возраста дети) стали первопричиной всего плохого, что случилось с семьей Дамблдора? Избиение и помешательство сестры. Пожизненное заключение отца. Гибель от несчастного случая матери… Другой бы на месте Дамблдора превратился в упыря, буквально упивающегося болью и кровью, не деля магглов на правых и виноватых, но Альбус оказался сильнее зверя внутри. Прочувствовав горе от потери любимой сестры, он раз и навсегда зарекся убивать. Тем более смерть убийцы никогда не возвращала его жертв к жизни…

Как показало будущее, это было правильное решение. Давать вторые шансы оказалось не только разумно и милосердно, но еще и очень выгодно! А вот Гриндевальд выводы сделал прямо противоположные. Гибель сестры лучшего друга, внезапно, совсем не тронула его. Наоборот, он осознал, что в смерти даже достаточно близкого человека нет ничего особенного. Всего лишь буквы и цифры на могильной плите. А раз так, то и сковывать себя дополнительными глупыми ограничениями — неконструктивно и вредно.

Непротиворечивая логическая цепочка, кратко выражающаяся в трех словах: "Маги — лучшие правители!" — оказалась проста для понимания и весьма привлекательна для колдунов по всему миру, которые уже изрядно подустали от Статута Секретности. Причем совершенно закономерно, что чем сильнее Статут притеснял волшебников, тем больше раздражения или даже ненависти к магглам и лояльным волшебникам он вызывал. Лозунг превосходства волшебников, формально оставшийся без изменений, реально перестал быть таким прогрессивным и мягким, каким задумывался изначально. Намерение помочь сменилось страхом маггловского прогресса, желание равноправия — желанием власти, возможность — обязанностью, а доброта "старшего брата" — братской же ненавистью. И девиз зазвучал теперь так: "Мы [волшебники] самой Магией избраны [а значит — безусловно должны], честно и справедливо [жестко, не допуская никаких возможностей навредить нам, ведь мы — выше] править [заставлять работать на себя] всеми: и кентаврами, и гоблинами, и вейлами, и магглами [а несогласные с волей Магии — да умрут!]!" Тем, к чему в итоге все это привело, многие продолжают пугать своих детей…

Дамблдор убрал воспоминания обратно в фиал, запер сейф, спрятал чашу омута памяти и с весьма задумчивым видом уселся в свое кресло.

"Как все оказалось… смешно! Похоже, я с самого начала ошибся, записав Крэбба в сторонники Волдеморта. Конечно, у меня на то были вполне обоснованные причины, но… все равно, жаль. Мальчик оказался весьма и весьма способным. Если бы вовремя за него правильно взяться, объяснить ему глубину заблуждений Гриндевальда, мог получиться кто-то вроде Северуса, но для ЗОТИ… Однако, увы. Сейчас уже ничего исправить нельзя. Во всяком случае, пока жив его учитель…"

Дамблдор встал, подошел к одному из шкафчиков, развеял запирающие чары, открыл, порылся внутри и достал из секретного отделения небольшую, в таких по размеру обычно хранили воспоминания, склянку. Только эта, в отличие от прошлой, была полна не серебристым, переливающимся перламутром туманом, а темно-алой жидкостью. Специальным образом зачарованный фиал, выточенный гоблинами из цельного кристалла кварца, был предназначен для того, чтобы предохранять свое содержимое от любого вида порчи: начиная с банального старения и заканчивая ритуалами отчуждения.

"Даже Том, — думал Дамблдор, все еще немного сомневаясь в принятом решении, — показательно ограничивался в притязаниях одной лишь Англией. Попробуй он сказать вслух что-то вроде того, что брякнул Винсент… Напуганное