Маб непроизвольно затеребила свое жемчужное ожерелье.

– Тогда надо доложить об этом кому-то повыше рангом. Кому-то, кто не связан с отделом Бетт.

– Никто нам не поверит, поскольку все считают, что Бетт свихнулась. Но мы-то годами жили рядом с ней и знаем ее лучше всех на свете. Увидимся с ней, – «Как это сделать – другой вопрос», – добавила про себя Озла, – тогда и поймем, сошла ли она с ума. И лжет она или нет.

– Допустим, мы решим, что она не лжет. И что дальше? – совсем тихо произнесла Маб.

Воцарилось долгое молчание.

– Что-нибудь придумаем. – Озла отодвинула чашку. – Возможно, мой крестный сумеет помочь, задействовать связи…

– Или можешь позвонить Филиппу, – предложила Маб. – Приятно, должно быть, когда у тебя в адресной книге сам будущий принц-консорт. Уж звякнуть-то ему стоит, хотя он и не удостоил тебя колечком с камушком…

– Если ты еще хоть раз помянешь Филиппа, – резко сказала Озла, – то я буду пихать эти жемчужины тебе в нос, пока не начнешь сморкаться перламутром, королева Маб!

– Знаешь, учитывая, что тебе хочется получить мою помощь, ты не очень-то стараешься расположить меня к себе.

– Я не хочу, чтобы ты помогла, стерва ты эдакая. Но я нуждаюсь в помощи. Нужна еще пара глаз, направленных на Бетт, чтобы понять, мелет она ерунду или говорит разумно. – Озла начала натягивать перчатки. – Завтра утром отсюда отходит поезд, который останавливается за две мили до Клокуэлла. Одиннадцать ноль пять. Я собираюсь на него сесть.

– Не рассчитывай, что я к тебе присоединюсь. – Маб наконец сдалась и взяла скон, затем потянулась к масленке.

– Никто и ни за что не стал бы рассчитывать на тебя, Маб. Может, хоть раз в жизни поведешь себя иначе? – Озла поднялась и добавила с медоточивой улыбкой: – Ну-ну, не намазывай столько масла, милочка. Береги талию! Ведь это все, что у тебя осталось.

Пять лет назад. Июнь 1942 года

Глава 40

ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». ИЮНЬ 1942 ГОДА

Послушайте, спецы и прочие джентльмены, прекратите подглядывать в тот корпус, где гудят машины. Слухи, будто тамошние работницы иногда во время смены раздеваются до трусов, не имеют никакой основы!

– Готово!

Маб подумалось, что миг, когда на одной из «бомб» регистрируется истинная остановка, всегда ощущается как особенный. Все перепроверено, и барабаны встали не из-за ошибки. Это успех. Кто знает, что выдаст им очередная машинная дешифровка? Быть может, сведения настолько важные, что они отправятся прямиком на стол Черчиллю. С тех самых пор, как премьер-министр посетил Блетчли, Маб испытывала к нему определенно собственнические чувства. Он был не просто премьером Великобритании, а ее премьером.

– Снимай всё, – вздохнула Стивенс, и они с Маб принялись выдергивать провод за проводом из задней панели машины. – Жаль, что нам нельзя тоже все с себя снять.

Их наконец-то перевели из тесного Одиннадцатого корпуса, где не было даже окон, в новый Одиннадцатый А. Здесь имелся даже настоящий кондиционер, но сегодня он сел на мель, как сказали бы моряки, и жара в помещении стояла просто невыносимая. Маб чувствовала, как по спине течет пот, а девушкам из Морского корпуса в их щегольской форме с латунными пуговицами приходилось совсем тяжко.

– А почему бы и нет? – ухмыльнулась она в ответ. – Кто нас увидит? – Остальные девушки неуверенно засмеялись, но сегодня Маб искрилась беззаботностью и счастьем. Завтра она увидится с Фрэнсисом, и они вместе проведут в Кезике целых три дня. – Давайте немного пошалим! – Стянув через голову пропотевшее платье и прилипшую к телу комбинацию, она повесила их на гвоздик и удовлетворенно раскинула руки, оставшись в одном бюстгальтере и трусах: – Вот так куда лучше!

– Ну тогда я с тобой. – Стивенс начала расстегивать пуговицы на форме, и вскоре все они разделись и вернулись к машинам в одном белье.

Маб бережно разделила пинцетом тоненькие проводки в барабане, подключила разъемы согласно новому меню и похлопала «Агги» по боку: «Ну, поехали, сварливая ты корова». Запустив машину, она впервые не чувствовала раздражения от начавшегося клацанья и гудения. Теперь это были уже далеко не единственные «бомбы» Парка: в БП получали столько шифровок, что прежние немногочисленные машины не справились бы. Да и опасно держать всю аппаратуру в одном месте, рискуя, что один-единственный авианалет выведет из строя всю дешифровальную службу Британии. Девушки из Морского корпуса говорили, что теперь оснащенные «бомбами» станции устроены и в поместье Адсток, и в Уэйвендоне, и в Гейхерсте. Интересно, работают ли их тамошние коллеги в одних трусах, подумала Маб.

Когда они уже начали одеваться, готовясь сдать смену, в дверь проскользнула с несчастным видом молоденькая девушка из Морского корпуса.

– Ты чего такая унылая? – спросила Маб.

– Кто-нибудь из вас знает кадета Бишоп? – выпалила девушка. – Она с летной базы в Чиксэндсе.

– Я помню ее с подготовительных курсов в Данбартоншире, – отозвалась одна.

– Ее отсылают домой. Все так ужасно… – Девушка понизила голос: – У нее родился ребенок. Она встречалась с американским офицером. Похоже, была уже на шестом месяце и пыталась это скрыть. До прошлой ночи. Прошлой ночью он… родился. Или что-то еще случилось. В общем, он оказался мертвым, и она попыталась с-спрятать его в ящике к-комода… И я слышала, как офицеры это обсуждали, абсолютно равнодушно, просто болтали всякое насчет распущенных н-нравов…

Она разрыдалась. Маб обхватила себя за плечи, внезапно почувствовав, как мороз бежит по коже, несмотря на удушающую жару.

– Чертовы мужики, – сплюнула одна из девушек. – Ей-то в Морской корпус уже не вернуться, а что будет с парнем, который сделал ей младенца?

– Не пройдет и недели, как начнет охмурять следующую, – мрачно усмехнулась Маб. – Знаете ведь присказку: «Тот же янки, та же песня».

Она не была знакома с Бишоп, но эта новость омрачила ее безоблачное настроение. На следующее утро, уже в поезде, Маб ни разу не смогла заставить себя улыбнуться, пока не спустилась с подножки в привычную для Озерного края морось и не увидела Фрэнсиса. Он прислонился к станционной стене, надвинув шляпу на один глаз, а когда поднял взгляд и увидел ее, то застыл как вкопанный. Маб стояла на перроне, позволяя ему хорошенько рассмотреть себя; пассажирам приходилось ее обходить. Она прочесала весь Лондон в поисках этой шляпки из светлой соломки, с васильковой лентой вокруг тульи и шелковой вуалеткой, как можно более похожей на шляпку, которую выбрала та давнишняя девушка в парижском магазине в 1918 году. В итоге потратила уйму денег и ни капельки о том не жалела. Маб подняла подбородок, поправила шляпку, будто стоя перед воображаемым зеркалом, и