Маркус кивнул.

– Ясно. – Об этих вещах он уже слышал или читал, но они его мало заботили. Торговля нефтью была не их работа. Их работа – искать нефть.

Таггард медленно передвигал банку дальше, покачивая её как на волнах.

– Наш литр плывёт из Персидского залива в Красное море. Чартер такого танкера стоит от 18 до 23 тысяч долларов в день, пошлина за проезд по Суэцкому каналу – 305 тысяч долларов. Рейс до Роттердама длится 25 дней, на горючее уходит 315 тысяч долларов, а пошлина за использование порта – ещё 130 тысяч. Всего расходов больше миллиона евро, что сказывается на стоимости нашего маленького литра где-то в недрах танкера, добавляя к его цене ещё 0,3 цента.

– Итого, теперь он стоит 18,3 цента, – подтвердил Маркус, ему уже стало интересно: к чему, собственно, клонит Таггард?

– Правильно. В Роттердаме нефть выкачивают из танкера, это длится около 36 часов. Наш литр течёт в резервуары, которые способны взять четыре миллиона кубометров, а потом по трубопроводу Роттердам – Рейн, скажем, попадает на нефтеперабатывающий завод – ну, пусть в Весселинге у Кёльна. Нефтепровод принадлежит консорциуму «Shell», «BP» или «Texaco», это приращивает к цене нефти за транспортировку от трёх до четырёх евро за тонну: таким образом, наш литр спустя четыре дня, по прибытии на нефтеперегонный завод, стоит ровно 19 центов.

– Всё ещё не много, – признал Маркус.

Таггард кивнул и вскрыл банку.

– Теперь сырая нефть перегоняется – то есть химически разлагается на сжиженный газ, газойль, среднее масло, тяжёлое масло, бензин, топочный мазут, керосин, бензол, пропилен и так далее. Происходит это очень быстро, за несколько минут. Но за это время можно успеть сообразить, как вести калькуляцию дальше. Ведь из одного литра сырой нефти получится, естественно, не литр бензина, а разве что треть литра. Двадцать процентов станет топочным мазутом, шесть процентов керосином, и так далее. Но как ни считай, всё равно не придёшь к цене 1,30 или 1,40 евро, которые ты платишь на заправке за литр бензина.

– Потому что сюда ещё прибавляются налоги, – сказал Маркус.

– Да. Вам уже случалось задумываться, что это значит? – Таггард отпил из банки большой глоток. – Больше всего на нефти зарабатывают правительства стран-потребителей. В Германии налог на нефтепродукты составляет 75 процентов цены на бензин, свыше евро за каждый литр, с которого нефтяная фирма зарабатывает лишь четыре-пять центов. – Он сделал второй глоток, покороче. – Не то чтоб нефтяные концерны превращались из-за этого в убыточные предприятия; многие из них принадлежат к числу самых прибыльных фирм в мире. Но теперь ответьте мне: почему саудовцы довольствуются такой малостью? На рынке за литр бензина без проблем можно получить 1,40 евро, столько вы платите у себя в Германии, и если на колонке стоит 1,20, вы уже радуетесь: «О, как дёшево сегодня». А саудовцы отдают литр меньше чем за 20 центов – почему? Такой большой пирог. Почему они довольствуются таким маленьким его кусочком?

– Зато им не приходится её транспортировать, перегонять и продавать. Что тоже стоит денег.

– Но не настолько же много; я вам только что всё подсчитал. Кроме того: посадить яблони, снять урожай, отжать сок, разлить его по пакетам, доставить в супермаркеты – тоже недёшево. А всё же яблочный сок дешевле, чем бензин. Почему?

Маркус раздумывал. Он постепенно начал понимать, к чему клонит Таггард. Простым ответом на его вопрос было бы то, что яблочный сок не облагают таким налогом. Но главное не в этом. Главное в том, как экономически функционирует то, что бензин может быть дороже яблочного сока.

Он посмотрел на своего сухощавого собеседника. На агента ЦРУ, облик которого никак не совпадал с обычным представлением об агентах.

– Может, саудовцев вынуждают отдавать нефть так дёшево?

– Вынуждают? Кто, например?

– Не знаю, что там разыгрывается за кулисами американской внешней политики на самом деле.

Таггард насторожился, а потом рассмеялся.

– Боже правый, вот уж не ожидал ещё раз услышать такое… Вы всерьёз в это верите? Что саудовское правительство держит такие низкие цены на нефть, потому что боится оккупации со стороны США? Мистер Вестерманн, в семидесятые годы король Файзал национализировал американские нефтяные компании в стране. То есть попросту забрал все здания, сооружения и технику, возведённые американцами, оплаченные американцами, против воли США, выплатив лишь символическую компенсацию за это. Он сохранил даже название – «ARAMCO» было сокращением «Arabian-American Company», первоначально основанной компаниями «Chevron», «Texaco», «Mobil» и «Exxon». А ведь тогда США были уже самой большой военной державой мира. Нет, эта теория не выдерживает критики.

Маркус наморщил лоб.

– О'кей, может, саудовцы просто относятся к числу тех людей, которые считают, как деревенская молочница?

Таггард снова посерьёзнел.

– Поначалу наверняка так и было. Но теперь всё уже давно не так. Сегодняшнее поколение училось в лучших университетах мира, и это те ещё ребята.

– Хорошо, тогда я весь внимание. Скажите мне, в чём дело.

Таггард некоторое время смотрел на него молча, потом допил своё пиво и шумно смял банку.

– Демпинг, – сказал он.

– Демпинг?

– Когда кто-то практически дарит свой товар, это демпинг, и если на этом рынок застукают, ему придётся заплатить большой штраф. Демпингуют для того, чтобы взять измором нежелательных конкурентов. В отличие от рынка, саудовцам никто не может этого запретить, а они могут выдержать такую цену, потому что у них с большим отрывом самые значительные на планете запасы нефти. На сегодняшний день у них разведано свыше 260 миллиардов баррелей, – ни у одной страны больше нет столько нефти, даже близко. Саудовская Аравия – нефтяная сверхдержава, единственная на земле. – Таггард подался вперёд. – И мы здесь говорим не о томатах, не о майках и не о DVD-плейерах. Мы говорим о нефти – субстанции, которая в корне изменила мировую экономику. Субстанции, от которой мировая экономика зависит и становится всё более зависимой, поскольку все процессы требуют ещё больших энергозатрат. Если не слушать, что саудовцы говорят, а только видеть то, что они делают, то становится ясно: для них главное – чтобы мир, в первую очередь Западный, в известной мере оставался на игле. Или на нефтепроводе, в нашем случае. Они боятся – и знаменитый бывший министр энергетики Захи Ямани при всякой возможности не устаёт заявлять это открыто, – что в случае, если цены на нефть поднимутся выше известного низкого уровня, то станут рентабельными нефтяные поля вне зоны их влияния. Что ведь и произошло после нефтяного эмбарго 1973 года; цены поднялись так, что стало рентабельно добывать нефть из Северного моря. А если цены поднимутся ещё выше, они боятся, что на рынок пробьются и альтернативные энергии.

Маркус недоверчиво поднял брови.

– Альтернативные энергии?