— Да, Николь, верно. Но что еще рассказать? В один прекрасный день Доминик и Жан упорхнули, оставив мне трогательную записку: «Мама! Не ищи меня, я люблю Жана, а ты никогда не примешь его в качестве моего мужа». И все дела. Твоя мама была очень упрямая и романтичная. Ей казалось необыкновенным приключением сбежать из дома с бедным художником! И, кроме того, она уже ждала тебя… Правда, я об этом тогда не знала.

— Но ты искала ее?

— Конечно! Я наняла лучших детективов, кроме того, вся полиция Франции стояла на ушах, но найти их мы не смогли.

— Почему?

— Да потому, милая, что не там искали. Говорят же, хочешь что-нибудь спрятать — оставь на виду. Мы искали везде, кроме самого Парижа.

— Так они никуда не уехали? — от удивления я открыла рот.

— Представь себе! Твоя мама была умна не по годам. Они действительно остались в Париже, сняли комнатенку в одном из бедных районов и жили себе.

— А свадьба? У них была свадьба?

Бабушка помрачнела:

— Никакой свадьбы, Николь, не было. Твой отец, оказывается, уже был женат.

— Как это?!

— А вот так. Его женой была какая-то танцовщица из одного заведения… ммм… как бы сказать тебе… весьма сомнительной репутации… Но это еще не все. Оказалось, что у них даже был ребенок…

— Ребенок?

— Ну да, ребенок. Ему было всего несколько месяцев, когда твоя мама родила еще и тебя.

— Боже мой! Бедная мама! Как же она могла сбежать с ним?

— Не знаю, милая, наверное, твоя мама сильно любила твоего отца, а он этим просто воспользовался. Может, он рассчитывал на ее состояние, на деньги, я имею в виду, не могу сказать точно. Но жениться на ней он не мог или не хотел, да это уже и неважно. Самое страшное случилось потом, когда родилась ты, мое солнышко…

— Что может быть страшнее, бабушка? Оказаться в трущобах с человеком, который обманул тебя, да еще и родить от него ребенка!

— Доминик умерла при родах, — бабушка смахнула слезу. — Я ее увидела потом, уже в морге… Когда ее не стало, этот мерзавец — твой отец — явился сюда, в замок…

— Он осмелился?!

— А что ему оставалось? Денег едва хватало, не забывай, у него же была законная семья! И вот явился он, весь такой «убитый горем», с младенцем на руках, с тобой! И говорит мне: «Вы можете меня проклинать и ненавидеть, мадам, но ваша дочь умерла, а вот ваша внучка. И хоть мне и тяжело говорить об этом, но заботиться о ней я не в состоянии, поэтому давайте я подпишу все необходимые бумаги и расстанемся».

— А ты?

— А что я? Вызвала своих юристов, они быстренько все оформили, и ты стала Николь Леруа, моей внучкой. Жан подписал отказ не раздумывая. Кроме того, я хорошо заплатила ему, чтобы он и думать не смел объявиться когда-нибудь в нашей жизни. Да он, судя по всему, и не собирался.

— А его жена?

— Я никогда не видела ее, Николь. Всю эту грязь раскопали потом мои детективы: и про жену, и про ребенка я узнала только после смерти твоей мамы.

— А мой… отец… он больше не появлялся?

— Нет… Ну все, на сегодня откровений достаточно… Как ты думаешь, не выпить ли нам чаю?

Вот так я узнала всю историю своего рождения. Мне всем сердцем было жаль маму, жаль, что я ее лишилась так рано и так горько, но еще сильнее мне стало жаль бабушку, которая прошла через всё это и смогла пережить то, что не всякому под силу.

Именно с того дня наши отношения в корне изменились. У меня появилась не просто родная бабуля — я приобрела лучшего друга, самого близкого, самого любимого человека в моей жизни! Слухи о переменах в нашем замке распространялись стремительно, да и трудно было не заметить, как горят наши глаза, как мы часами проводим время вместе. Вскоре атмосфера в родном доме перестала быть тревожно-гнетущей, как все годы до этого; казалось, что сам замок, наконец, вздохнул и задышал полной грудью. Больше всех радовалась за нас моя милая Софи.

Все лето мы провели с бабушкой вместе, не разлучаясь ни на день. Конечно, она продолжала работать, но теперь везде и всюду я с удовольствием сопровождала ее. И это было здорово.

— В конце концов, Николь, именно тебе предстоит продолжить семейное дело, когда меня не станет, — говорила бабуля. — Поэтому пора вникать в самую суть. Я понимаю, что тебе только пятнадцатый год, но иметь хоть какое-то представление о наших виноградниках ты уже должна.

И я вникала. Мне было очень интересно. Я узнавала много нового, например, что Франция — это родина вина. Ее старинные виноградники известны во всем мире. Оказывается, в нашей стране есть несколько винодельческих регионов. Чтобы я увидела все своими глазами, бабушка повезла меня в Бургундию, Прованс и Бордо с винной дорогой Медок. В Бургундии мы посетили город Бон, центр местного виноделия. Здесь находится Музей вина и огромные винные погреба, которые произвели на меня неизгладимое впечатление. В городе Шабли, куда мы направились после Бона, ежегодно в последнюю неделю ноября проводится Праздник вина, на который бабушка обещала привезти меня осенью. Потом мы поехали в Бордо, город, расположенный у устья Гаронны. Примерно в сорока километрах от Бордо находился Сент-Эмильон, еще один винодельческий регион, где у бабушки было несколько виноградников — Шато Марго, Леоньян, От-Брийон, Сотернэ и Сен-Жульен. Вблизи каждого располагались бабушкины заводы по производству вин. Сент-Эмильон поразил меня изобилием виноградников. А сам городок, по словам бабушки, еще со времен Римской империи был центром виноделия. Растекшись на крутом склоне из известняка, городок представлял собой сеть погребов и туннелей, проложенных в мягком камне — многие из этих погребов были так же полны вином, как и в то время, когда римляне разбили здесь лагерь. Это было удивительно! Бабушкины заводы производили здесь красное бордо, с его неповторимым мягким, сочным вкусом, сделавшим это вино знаменитым на весь мир.

— Неужели все эти виноградники твои? — с восторгом спрашивала я бабушку. — Или тут нет других виноделов? Или у них плохое вино? Ведь твое считается лучшим в мире!

— Почему же нет? — смеясь, отвечала она. — Есть, конечно, и я вовсе не запрещаю им творить свое вино. Просто мне повезло с почвой, милая. Раньше, когда урожаи были ниже, мы с твоим покойным дедушкой тоже жили очень плохо. Но запомни на всю жизнь, Николь: если твое шато стоит не на лучшей почве, которая даже в удачные годы не произведет на свет отменное вино, а ты вдобавок ко всему поднимаешь урожайность, ты рискуешь получить в плохие годы массу жидкого, безвкусного вина. Такое случается как в Медоке, так и в Сент-Эмильоне. И между хорошими шато и теми, что похуже, существует огромная разница! Ну да ладно, это все я объясню тебе позже, когда ты еще немного подрастешь. Пока запомни еще одно: те вина Сент-Эмильона, что попроще, годны к употреблению уже через три-четыре года, а мои лучшие вина созревают через шесть-семь лет.

— Так долго! — поразилась я. — А почему все-таки у других виноделов не получается такое вино, как у тебя?