Спишь ты в объятиях Зевса меж всех наилучшего бога».

Так отвечала она и у груди своей отвязала

Пестроузорный ремень,[68]всевозможные чары вмещавший:

В нем и любовь, и желанье, в нем также слова обольщения,

Те, которые ум отнимают у самых разумных.

Гере она его в руки вложила и так ей сказала:

«На, положи этот пестрый ремень меж грудей своих, Гера!

В нем заключается все. И назад на Олимп, уверяю,

Ты не придешь, не достигнув того, чего сердцем желаешь».

Молвила так. Улыбнулась в ответ волоокая Гера.

И, улыбнувшись, тотчас же ремень меж грудей положила.

Зевсова дочь Афродита в жилище к себе возвратилась.

Гера же кинулась тотчас с высокой вершины Олимпа,

Чрез Пиерию прошла и Эмафию, милую сердцу,

Вихрем промчалась по снежным горам быстроконных фракийцев,

По высочайшим вершинам, земли не касаясь ногами,

После, с Афона спустясь на волнами кипящее море,

В Лемнос пришла, — во владенье Фоанта, подобного богу.

Там повстречалась богиня со Сном, приходящимся братом

Смерти. В руку его как вросла, назвала и сказала:

«Сон, повелитель бессмертных богов и людей земнородных!

Как словам ты моим когда-то внимал, так и нынче

Слова послушайся. Вечно я буду тебе благодарна.

Светлые Зевса глаза усыпи у него под бровями,

Только что ложе со мной он в любовных объятьях разделит.

Кресло за то золотое, нетленное в дар ты получишь;

Сын мой, художник искусный Гефест, это чудное кресло

Сделает сам для тебя, а снизу приладит скамейку,

Чтобы блестящие ноги в пирах на скамейку ты ставил».

Сон усладитель немедля владычице Гере ответил:

«Дочь великого Крона, богиня почтенная Гера!

Всякого бога другого средь всех небожителей вечных

Я бы легко усыпил; и теченья реки Океана

Я усыпил бы, — его, от которого все происходит.

К Зевсу ж Крониону я ни за что подойти не посмел бы,

Чтобы его усыпить, разве только он сам приказал бы.

Было уж раз: ты меня проучила своим приказаньем

В день тот, когда безбоязненный сын знаменитый Кронида,

Город троянцев разрушив, домой на судах возвращался.

Разум тогда усыпил я эгидодержавному Зевсу,

Сладко разлившись вокруг; а ты измышляла несчастья

Сыну его и наслала на море неистовый ветер,

И далеко от друзей отнесла его, сбивши с дороги,

В Кос, населенный богато. Проснувшися, всех по чертогу

Зевс разъяренный богов разбросал. Меня же всех больше

Всюду искал и бесследно с эфира забросил бы в море,

Если бы ночь не спасла: равно она всех укрощает.

К ней я, спасаясь, прибег. Усмирился, как ни был разгневан,

Зевс молневержец; он быструю ночь оскорбить не решился.

Нынче меня приглашаешь опять невозможное сделать».

Снова сказала ему волоокая Гера богиня:

«Сон, для чего ты сейчас об этом о всем вспоминаешь?

Или ты думаешь, будет троян защищать Громовержец,

Как он когда-то сердился за милого сына Геракла?

Ну же, иди! Я одну из харит наиболее юных

Замуж отдам за тебя, и ее назовешь ты супругой, —

Ту Пасифею, которую ты так давно уж желаешь».

Радостью Сон загорелся и, ей отвечая, промолвил:

«Ну, так сейчас же клянись мне водой нерушимою Стикса!

Руки простри и одною коснися земли многодарной,

Светлого моря — другою: пускай нам свидетели будут

Все преисподние боги, живущие около Крона,

Что за меня без обмана юнейшую выдашь хариту, —

Ту Пасифею, которую я так давно уж желаю».

Так он сказал. И ему не была непослушна богиня.

Как он просил, поклялась и всех назвала поименно

В Тартаре живших богов, которым названье — Титаны.

После того как она поклялась и окончила клятву,

Лемноса город и Имбра покинули боги и быстро,

Облаком темным одевшись, в дорогу отправились оба.

Прибыли скоро на Иду, зверей многоводную матерь,

Море оставили против Лектона и двинулись дальше

Сушею. Леса вершины под их колебались ногами.

Там разлучились, и Сон, от зевесовых взоров таяся,

Сел на огромную ель, какая в то время на Иде

Самой высокой была, достигая чрез воздух Эфира.

Там он уселся, под тенью еловых ветвей укрываясь,

Птичке звонкой подобный, в горах обитающей; имя

Ей средь блаженных богов — халкида, средь смертных — киминда.

Гера ж стремительно вверх поднялась до Гаргарской вершины

Иды высокой. Увидел ее молневержец Кронион;

Только увидел, и страсть ему вмиг затуманила разум

С силой, с какою впервые они насладились любовью,

Вместе взойдя на постель, от милых родителей тайно.

Встал он навстречу, ее называл и слово сказал ей:

«Гера, куда собралась ты? Зачем приходишь с Олимпа?

Я у тебя для дороги коней с колесницей не вижу».

Зевсу, коварствуя сердцем, сказала владычица Гера:

«Я отправляюсь взглянуть на границы земли многодарной,

Предка богов Океана проведать и матерь Тефию,

В доме своем воспитавших меня и вскормивших любовно.

Их я проведать иду, чтоб уладить раздор бесконечный.

Долгое время уже любви и совместной постели

Оба они избегают. Вражда им вселилася в сердце.

Лошади здесь, у подошвы обильной потоками Иды,

Ждут, чтоб отсюда по суше меня понести и по влаге.

Нынче же я для тебя сюда прибыла от Олимпа,

Чтобы потом на меня не сердился ты, если б я молча

В дом отошла Океана, глубокие льющего воды».

Ей отвечая, сказал собирающий тучи Кронион:

«Гера! Туда ведь прекрасно отправиться можно и позже.

Лучше ляжем сейчас и любовью с тобой насладимся!

Гера, такая любовь никогда ни к богине, ни к смертной

В грудь не вливалася мне и духом моим не владела!

Так не любил я, пленясь молодою женой Иксиона,

Мне Пирифоя родившей, советами равного богу, —

Или Данаей, прекраснолодыжною Акрисионой,

Сына Персея родившей, славнейшего между героев,

Или же дочерью славой покрытого Феникса в Крите,