годом: «Селение, отличающееся удачной и красивой квадратной планировкой, представляет собой несколько домов и таверн с церковью посередине. Имеется родник с купелью, разделённой на две части так, что мужчины и женщины могут принимать ванны одновременно, будучи скрытыми друг от друга. Также имеется навес, защищающий источник и купальщиков от дождя».

Известно, что на воды в Баньо-Виньони приезжал и папа Пий II, и Лоренцо Великолепный из рода Медичи. Однако наиболее важным оказался визит святой, а также писательницы и поэтессы Екатерины Сиенской, давшей своё имя и городской церкви, и источнику.

Отвезти Тарковского в Баньо-Виньони Гуэрре посоветовал Федерико Феллини. Сам сценарист не бывал тут прежде, тогда как его старый друг ежегодно лечил печень на одном из окрестных курортов, которых, действительно, немало. Видимо тот, к услугам которого прибегал Феллини, имел преимущества с медицинской точки зрения, но в смысле атмосферы Баньо-Виньони, конечно, недосягаем. Со свойственным ему жарким красноречием Федерико в разговоре с Тонино назвал эту деревушку самым прекрасным местом в Италии и сразу принялся излагать сценарий неснятого фильма, действие в котором происходит здесь. Буйное воображение рисовало многочисленные каналы, старых генералов и дам в пышных шляпах, прогуливавшихся по набережным. Потом генералы останавливались и опускали в воду свои больные, истоптанные то ли на полях сражений, то ли в коридорах военных ведомств ноги… Всё это, разумеется, имело мало отношения к реальности. В посёлке на шестнадцать домов каналов нет, но когда Тарковский и Гуэрра оказались здесь, место сразу нашло отклик в их душах.

По всей видимости, в тот момент, когда Феллини рассказывал Тонино о Баньо-Виньони, его мысли витали где-то в начале XX века, потому он даже спросил старого друга: «Тебе не кажется, что Андрей похож на прусского офицера времён Первой мировой войны?» Интересная ассоциация. Более того, Федерико не единственный, кто обратил внимание на нечто подобное. Например, Евгений Евтушенко сравнивал[198] Тарковского с белогвардейцем. Впрочем, это сходство лежало на поверхности. Его отметил даже один из цензоров фильма Александра Гордона «Сергей Лазо», в котором, сыграв как раз такого военного, Андрей, по словам этого человека: «…Продемонстрировал свою собственную белогвардейскую сущность»[199]. Добавим, что упомянутую роль Тарковский написал для себя сам. Впрочем, этот образ уходит корнями ещё глубже, в те времена, когда будущий режиссёр учился в старшей школе и в рамках самодеятельности был занят в спектакле по шпионской пьесе Анатолия Барянова «На той стороне». Тогда юный Андрей исполнял роль белоэмигранта Нецветаева.

Что общего у всех перечисленных персонажей? Пожалуй, каждый из них имеет оттенок неприкаянности, чуждости. Вдобавок — яркое боевое прошлое и крупное поражение. Потому в ту же копилку образов попадает ещё один: когда в московской квартире Тарковский надевал свой халат, домочадцы называли его разорившимся аристократом.

Кстати, раз уж зашла речь, отметим, что упомянутая роль белогвардейца Бочкарёва в «Сергее Лазо» стоила Андрею довольно дорого. Она значительно увеличила напряжённость между ним и кинематографическим руководством страны. Как это ни парадоксально, но то, что его герой стреляет в коммунистов и даже в ребёнка, едва ли не всерьёз вменялось в вину самому Тарковскому, хотя его участие в картине — не более, чем дружеский жест по отношению к режиссёру. Однако грань между художественным образом и жизнью стиралась даже в случае фильма, к которому Андрей, казалось бы, имел довольно опосредованное отношение.

После показа «Сергея Лазо» худсовету тогдашний глава Госкино Алексей Романов, по слухам, кричал: «Он же в нас стреляет!» А Филипп Ермаш, который займёт этот пост в будущем, недоумённо качал головой со словами: «Зачем ему это нужно?» Упомянутый просмотр положил начало новому витку идеологической конфронтации, и исходя из странности описанных обстоятельств, есть основания полагать, что для него был нужен только повод.

Первый визит Тарковского в Баньо-Виньони 24 июля носил чрезвычайно торопливый характер. Но меньше чем через месяц он вернётся сюда во время путешествия по «северному пути», о котором подробнее мы будем говорить в дальнейшем, однако повторный приезд обсудим прямо сейчас. Тогда они с Гуэррой и компанией остановились в отеле «Терме», окна которого выходят непосредственно на бассейн (см. фото 60). Ныне это самая крупная гостиница в посёлке, но в 1979-м она была совсем новой. Семья Банкетти открыла её двумя годами ранее. Иными словами, как и в случае отеля «Сарацин», речь идёт о заведении ещё без истории. История писалась при непосредственном участии почётных гостей. Нынешний хозяин гостиницы, сын основателя, с гордостью рассказывает о том, какой популярностью пользуется его заведение среди деятелей искусств и особенно — кинематографистов. В числе любимых постояльцев он называет Тонино Гуэрру и Роберто Бениньи… Тарковского даже перечислять не нужно, полароидный снимок, запечатлевший русского режиссёра в кругу семьи Банкетти, красуется в рекламном буклете отеля (см. фото 61, нынешний владелец — младенец в первом ряду). На вопрос о том, приезжал ли сюда Феллини, хозяин разводит руками: он не знает, как выглядел классик итальянского кино.

На самом деле Федерико останавливался в «Терме», хоть и существенно позже описываемых событий. Они наведывались сюда вместе с Гуэррой. Сам сценарист с первого взгляда полюбил Баньо-Виньони и многократно возвращался впоследствии с женой и разными друзьями. И тогда, в 1979 году, он первым сказал, что эта деревушка станет местом главных событий «Ностальгии». Тарковский не возражал, поскольку и на него она произвела сильнейшее впечатление. Андрей даёт важные пояснения по этому поводу в фильме «Время путешествия». Тонино спрашивает: «Почему тебе так понравились Баньо-Виньони?» Режиссёр отвечает: «Мне показалось, что здесь в гостинице должна быть снята одна из самых главных сцен. Ну, может быть не в гостинице, а в декорации, сделанной в духе этой гостиницы. Помнишь, я почувствовал себя плохо и пошёл в тридцать восьмой номер отдохнуть на час? Меня поразила эта комната, поскольку в ней окно выходило не на улицу, я не видел пейзажа, это был колодец, очень маленький, с таким рассеянным тусклым светом. Там было темно всегда, в этой комнате. Она очень странная: то ли это больница, то ли какое-то таинственное место, где человек может только очень плохо себя чувствовать. Тут не хватает воздуха. Мне показалось, что мы должны сделать сцену здесь, в этой комнате, связанную с нашим героем, момент кризиса. Вот что мне показалось. И не только эта комната мне нравится в Баньо-Виньони. Мне нравится также этот бассейн, конечно же. Этот бассейн, из которого по утрам идёт пар, клубится вокруг. Эта атмосфера какая-то таинственная и очень грустная и очень печальная, немножко пустынная. Я думаю, что поздней осенью там будет очень