цифрам (и никто в мире, насколько было известно Гейзенбергу). Тем не менее без увеличения количества тяжелой воды или урана в его установке невозможно было выбить больше нейтронов и достичь ядерной критичности. От безнадежности Гейзенберг и его сотрудники продолжали возиться с какими-то мелочами. Но по всем признакам это был последний вздох нацистского Манхэттенского проекта.

К середине апреля жители Хайгерлоха уже слышали вдалеке выстрелы вражеских танков. Казалось, что разрушения, которые несет современная война, не обойдут стороной и это сказочное место. Вскоре Гейзенберг объявил план эвакуации и демонтажа урановой машины. Затем они с Вайцзеккером спрятали кубики урана на холме, тяжелую воду – на мельнице, а техническую документацию – в выгребной яме.

Вечером 20 апреля Гейзенберг был наконец готов покинуть Хайгерлох, но уже на выходе из дома услышал чей-то стук. Это была жена Вайцзеккера, явно не в себе. Она сказала, что несколько часов назад ее муж уехал из дома на велосипеде, чтобы забрать какое-то оборудование из лаборатории, и не вернулся. Видел ли его Гейзенберг?

Нет, ответил он. Вы уверены, что он не пошел куда-то еще? Она была уверена, поэтому Гейзенберг пригласил ее войти и подождать. Следующий час они провели, попивая вино и нерешительно уверяя друг друга, что с Вайцзеккером все в порядке. Но поскольку вокруг бродили толпы солдат и вервольфов (один историк описал последние недели Третьего рейха как «полный крах военного и общественного порядка»), они вскоре перестали верить собственным словам. С каждой минутой рос риск, что с сыном дипломата случилось что-то ужасное.

Вайцзеккер вернулся вскоре после полуночи. С ним ничего не случилось, и он даже не догадывался, что доставил столько переживаний жене и другу. Несмотря на облегчение, Гейзенберг поспешно распрощался с Вайцзеккерами и покинул город в 3 часа ночи.

За неимением другого средства передвижения 240 км на восток до семейного шале, гордо именуемого «Орлиным гнездом», ему пришлось проехать на велосипеде. К этому моменту самолеты союзников стреляли даже по велосипедистам, поэтому ехал он ночами. От заката до восхода солнца Гейзенберг преодолевал около 80 км, а днем спал в придорожных кустах, обеими руками вцепившись в велосипед, чтобы никто его не украл. Он старался ни с кем не разговаривать, выпрашивал еду на фермах и в садах, как беглый преступник, и всячески избегал встреч с мобильными отрядами иностранных армий. Однажды ему попался взвод бредущих куда-то 15-летних немецких солдат, растерянных, голодных и плачущих.

Несмотря на всю осторожность Гейзенберга, солдат СС поймал его в последнюю ночь его хиджры. Патрульный поинтересовался, почему такой крепкий мужчина не находится в своем отряде ополчения, защищая Рейх. Затем он потребовал показать документы. С замиранием сердца Гейзенберг достал их. Документы освобождали его от воинской повинности, но это были грубые подделки – не лучше школьной «записки от врача», и эсэсовец это понимал.

Судьба Гейзенберга была практически решена: его расстреляют за дезертирство. Но он пошел ва-банк: дал патрульному взятку единственной валютой, которую в этой безумной войне любой принимал без всяких вопросов, – американскими сигаретами. «Уверен, вы давно не курили хороших сигарет», – сказал он, вынимая из кармана смятую пачку «Пэлл Мэлл» и протягивая ее в темноте дрожащей рукой.

Патрульный СС должен был бы выполнить свой долг: Гейзенберг предал Рейх, да и само предложение взятки было преступлением. Но соблазн получить качественный американский табак оказался непреодолим. Презирая Гейзенберга и тем более себя, он схватил пачку и махнул физику: иди.

Гейзенберг прибыл в «Орлиное гнездо» грязным и измученным. Но как бы ни обрадовалась Элизабет Гейзенберг его появлению, особого сочувствия к мужу она не проявила. Пока он последние месяцы разъезжал по Европе, ел в Цюрихе шикарные ужины и возился с урановыми машинами, она почти безвылазно сидела с шестью детьми в тесном домике, который, несмотря на свое громкое название, находился в ужасном состоянии. Предыдущей зимой из-за сильного снегопада провалилась крыша, и для ее починки им пришлось снять черепицу со своего старого разбомбленного дома в Лейпциге. Ей приходилось самой собирать дрова в горах, бедная почва давала скудный урожай, а скупые местные фермеры неохотно продавали продукты. В результате Элизабет и дети страдали от постоянных болезней, причем не только от насморка, но и от серьезных недугов вроде скарлатины.

Теперь, когда он был с ними, пристыженный Гейзенберг сделал все возможное, чтобы защитить свою семью. Они с Элизабет заложили окна подвала мешками с песком для защиты от взрывов и принялись закупать продукты, сколько могли себе позволить. Гейзенберг также несколько раз навестил свою престарелую мать, которую в свое время поселил в коттедже в этом же районе. Затем Гейзенберги затаились, чтобы переждать окончание войны. Случайные пули иногда все еще свистели вокруг дома и впивались в деревья, а местное подразделение СС повесило 16 человек за дезертирство. Но одновременно сотни солдат пытались бежать через леса, и Элизабет не раз обнаруживала, что ее дети играют с брошенным оружием.

Единственный приятный момент на той неделе выдался 1 мая, когда Гейзенберги услышали новость о самоубийстве Адольфа Гитлера. Прошлым летом Гейзенберг в отчаянии слушал радио, ожидая, что его схватят как участника заговора клуба «Среда». Теперь он наконец-то мог расслабиться, и они с Элизабет отпраздновали событие бутылкой вина, которую приберегали для крестин одного из детей. После этого им оставалось только ждать и отчаянно надеяться, что американцы доберутся до них раньше, чем немцы или русские.

Глава 57

Триумф и поражение

Вервольфы, конечно же, это были вервольфы. В последние дни «Молния-А» шла по следу Вернера Гейзенберга через южную Германию. Их джипы и бронемашины прошли сотни километров по истерзанной войной стране, объезжая стороной очаги нацистского сопротивления и мчась по холмам и долинам. Даже неожиданная для весны метель в предгорьях Баварских Альп не остановила их. И вот, всего в нескольких километрах от места назначения, они застряли. Стая подростков-вервольфов взорвала мост через ущелье, перерезав единственную дорогу.

Паш распорядился, чтобы ему прислали инженерную команду для восстановления моста. Но на это ушел бы как минимум день, а ждать целый день было не в характере Бориса Паша. Поэтому по примеру норвежских десантников с плато Хардангер он с горсткой отважных бойцов форсировал ущелье. Затем они углубились в горы, чтобы продолжить поиски Вернера Гейзенберга на своих двоих.

По словам Паша, его команда была больше похожа не на традиционных альпинистов, а на «бандитов Панчо Вильи, с полными карманами боеприпасов и патронташами через плечо». Несмотря на май, им пришлось идти по колено в снегу и время от времени сражаться с группами вражеских солдат. У Паша не было ни времени, ни людей для возни с пленными: он просто разрезал им пояса брюк, чтобы они не могли бежать или драться, и приказывал спуститься с горы и сдаться. Один нацистский солдат подвергся еще большему унижению. Несмотря на сообщения о самоубийстве Гитлера, ходили слухи, что фюрер инсценировал свою смерть и сбежал в горы. И вот «Молния-A» захватила немца, который был точной копией Адольфа. Но, раздев мужчину до белья, они отпустили его. Все согласились, что Гитлер ни за что не надел бы такие жалкие подштанники.

Пройдя восемь километров, «Молния-A» достигла Урфельда, идиллической горной деревушки с видом на холодное чистое озеро. Трактирщик, размахивая белой скатертью, указал им дорогу к шале Гейзенберга. Паш поручил нескольким бойцам патрулировать деревню, пока он отправится за физиком. Позже он несколько опрометчиво еще раз разделил свой отряд, получив новую информацию. Нацистский пропагандист по имени Колин Росс, который в свое время разъезжал по США, по поручению Геббельса убеждая американцев присоединиться к избранной расе, также бежал в эти края со своей семьей, и Паш решил, что его арест даст «Алсосу» дополнительные очки. Он послал за Россом трех человек, а к Гейзенбергу отправился с одним напарником.

Путь к «Орлиному гнезду» оказался не таким нервным, как подход к коттеджу Жолио-Кюри, но более утомительным – тяжелый подъем в гору по глубоким сугробам. Но 2 мая в 16:30 Паш наконец прибыл на место. Шестеро детей Гейзенбергов уставились на американцев, а ошарашенная Элизабет сообщила Пашу, что ее муж уехал навестить свою мать. Она