не понимали, что перевозят, – они знали только, что контейнеры были необъяснимо тяжелыми. Поскольку одного из офицеров «Алсоса» звали Калверт[25], некоторые предположили, что это был груз виски. Другие клялись, что забирали нацистское золото. Русские на этот счет не заблуждались. Когда несколько недель спустя в Штасфурт прибыли их технические подразделения, они обнаружили следы ограбления и пришли в ярость. Маленькая проделка Бориса Паша, по сути, стала одним из первых залпов холодной войны.

Когда урановая руда оказалась в безопасности, «Алсос» переключился на охоту за членами Уранового клуба; это была неотложная задача, поскольку русские также стремились заполучить немецких ученых. В Гейдельберге одна группа «Алсоса» уже задержала любвеобильного Вальтера Боте, которого Гаудсмит, недавно вернувшийся из отпуска, допросил в его лаборатории. Боте был первым немецким пленником, которого Гаудсмит знал лично, и они пожали друг другу руки, несмотря на то что правила армии США не допускали братания с врагом. С мальчишеской гордостью Боте продемонстрировал свой циклотрон, который наконец-то заработал нормально. Гаудсмит попытался улыбнуться, но нашел это зрелище жалким: к тому времени в Америке было множество работающих циклотронов, любой из которых был намного мощнее, чем игрушка Боте.

Выследить большинство остальных членов клуба оказалось труднее. Одна из сложностей заключалась в том, что Шварцвальд, куда они перебрались, попал во французскую зону оккупации, так что в игру снова вступила политика. Паш сначала предложил боевую операцию – до прихода французской армии высадить в нужном районе воздушный десант и захватить всех ученых. Из этого ничего не вышло, но, учитывая слабевшее сопротивление немцев и успешное продвижение французов, «Алсосу» нужно было спешить. Какое-то время американское командование всерьез обсуждало возможность ковровых бомбардировок позиций французских войск, чтобы замедлить их наступление. Начальнику штаба Эйзенхауэра в итоге пришлось положить конец этим глупостям. «Мы не можем бомбить французов, как бы мне этого ни хотелось», – сказал он со вздохом. Оставался только один вариант: «Молнии-A» нужно было мчаться на юг, чтобы опередить французские войска. Они назвали эту вылазку операцией «Биг».

На руку Пашу сыграло то, что у многих наступавших французских частей имелись более насущные задачи, чем победа над Германией. Например, набивать свой багаж трофеями или выслеживать предателей-вишистов. Однако несколько передовых отрядов быстро приближались к Шварцвальду, и Пашу пришлось прибегнуть к хитростям, чтобы обойти их. В какой-то момент по пути на юг «Молния-A» уперлась в громадную немецкую баррикаду – 30 массивных бревен, уложенных поперек дороги, и еще несколько вбитых в землю, как колья. Делать было нечего – пришлось остановиться, чтобы расчистить путь. Тем временем подъехавший французский отряд обогнул заграждение, свернув с дороги и спустившись в русло протекавшей рядом реки. С такой форой они могли бы получить неоспоримое преимущество перед «Алсосом».

Но французам не повезло. Из-за теплой весенней погоды берега реки сильно развезло (Паш назвал это место самым болотистым и вязким из всех, что он когда-либо видел, не считая топей Аляски). Французы все-таки могли бы проскочить, не сбавляя скорости, но Паш подождал, когда автоколонна дойдет до самой топкой части, и выкрикнул приказ ее командиру, майору, выйти из машины и встать по стойке смирно. Майор его проигнорировал, поэтому Паш бросился с дороги вниз по склону, вопя по-французски: «Стоять смирно, когда с вами говорит полковник!» Солдатский инстинкт взял верх над здравым смыслом – майор подчинился и остановил машину. Подбежав к нему, Паш представился и с этого момента был крайне вежлив, задавая майору всевозможные вдумчивые вопросы о маршруте, который они уже проделали. Тот отвечал Пашу, так как выбора у него не было, но взгляд его не отрывался от дороги, где отряд «Алсоса» расправлялся с завалом. Между тем машина майора увязла в грязи по самые оси, и такая же участь постигла все остановившиеся за ней. Паш продолжал болтать, пока «Алсос» не разобрал заграждение. Затем он пожелал майору bonne journée и, посмеиваясь, поспешил прочь.

Так «Алсос» оказался в авангарде – а это позиция завидная, но опасная. В большинстве деревень региона жители уже сдались, вывесив из окон наволочки или простыни. Но за этими кусками белой ткани порой скрывались остатки частей СС, которые, изобразив капитуляцию, без зазрения совести открывали затем огонь. Более того, ополченцы из отрядов «Вервольф» – самопровозглашенные нацистские волки-оборотни – продолжали сражаться за своего фюрера. Даже после окончания войны они устраивали засады и стремились убить как можно больше вражеских солдат.

Основным пунктом назначения «Молнии-A» был поселок Хайгерлох, где Гейзенберг сооружал в пещере свою последнюю урановую машину. Один историк сравнил это место с «декорацией к какой-нибудь пышной опере Вагнера или Вебера». Мощеные улочки и дома, некоторые из которых датировались еще началом XII в., теснились возле 25-метрового известнякового утеса с каменным замком и белым собором в стиле барокко на вершине. Пейзаж вокруг был таким же волшебным – холмистые поля и пастбища; городок славился цветущей по весне сиренью.

Но весной 1945 г. сирень цвела скудно. Несколько деревень вокруг Хайгерлоха превратились в груды развалин, и ветер носил по их улицам пыль из-под завалов, как в городах-призраках Дикого Запада. Обстановка казалась какой-то уж очень тихой, и отряд «Молния-А» въехал в Хайгерлох крайне осторожно, нервничая из-за отсутствия сопротивления.

Пещеру Гейзенберга они обнаружили через дорогу от нескольких домов в баварском стиле, с белеными стенами и деревянными ставнями. Это была естественная пещера с неровным входом высотой около 2,5 метра. Когда-то здесь хранили вино для причастия в соборе, что стоял на вершине утеса. Заняв пещеру, Гейзенберг и его ассистенты дали ей кодовое название «Институт спелеологических исследований». Команда Паша окрестила ее атомным погребом. Огромная металлическая дверь, закрывавшая вход, была заперта на висячий замок, поэтому Паш отыскал бюргера с ключами и приказал отпереть ее. Когда тот запротестовал, Паш обратился к своему заместителю: «Отстрели замок. Если этот тип будет мешать, пристрели его». После этого ключник стал гораздо сговорчивее.

Пещера уходила на 23 м вглубь известняка, ее стены были холодными и влажными. Свечи в руках Паша и его спутников едва рассеивали мрак, и они осторожно продвигались вперед, опасаясь мин-ловушек. Через несколько метров они подошли к огромному колодцу в полу, около трех метров в поперечнике, с массивной металлической крышкой и алюминиевыми кольцами внутри. Над колодцем к низкому потолку был прикреплен мостовой кран, подключенный к дизельному генератору в Bierstube (пивной), расположенной через дорогу. Рядом валялись провода для подвешивания кубиков урана, а вокруг змеились трубы и электрические кабели. Это была святая святых, нацистский ядерный реактор. На доске сбоку кто-то написал загадочное изречение на немецком языке: «Да будет покой свят для человечества. Торопятся только безумцы».

К своему разочарованию, «Алсос» не обнаружил в пещере ни урана, ни тяжелой воды – немцы, очевидно, все вывезли. Но Паш был полон решимости нанести нацистскому ядерному проекту смертельный удар. Он заблокировал весь поселок, заставив жителей сидеть по домам. Затем, демонтировав кое-какое ценное на вид оборудование, приказал своим людям забить пещеру динамитом. Он намеревался обрушить скалу и все, что на ней, включая церковь, похоронив атомный погреб под тысячами тонн камня.

Однако, согласно местному преданию, в последнюю минуту по высеченной в скале лестнице спустился настоятель, который стал умолять Паша пощадить собор. У Паша имелся другой приказ, но, как сын епископа, он не мог отказать особе духовного звания. «Алсос» заложил гораздо меньшее количество динамита, и взрыв просто обрушил свод пещеры. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы уничтожить последние остатки нацистского проекта по созданию атомной бомбы.

Атомный погреб был завален, и охота за членами Уранового клуба началась всерьез. Вернер Гейзенберг уже покинул этот район, предположительно отправившись в свой семейный дом в Баварских Альпах. Однако остались другие. Отто Гана «Алсос» застал в соседней деревне, где тот мирно