Особенность Собора заключалась в том, что, вопервых, из голосования были исключены кардиналы, а, вовторых, все голоса были распределены по нациям, каждая из которых имела равные права. Почувствовав, что Собор не готов поддержать его, папа Иоанн XXIII бежал при поддержке графа Тироля Фридриха IV Габсбурга (1406—1439), после чего Германский король Сигизмунд предпринял меры, чтобы никто более не смог оставить Констанцу.

Но бегство Иоанна XXIII сослужило папе плохую службу: сторонники конциляризма обоснованно могли считать, что победа досталась им. Они предали беглеца суду, 20 мая 1415 г. низвергли его из сана, признали еретиком, а затем приняли декрет «Haec sancta Synodis», согласно которому Вселенский Собор, получивший свою власть непосредственно от Христа, стоит выше Римского епископа.

После этого папа Григорий XII добровольно сложил с себя сан, но Бенедикт XIII упорствовал, и лишь 26 июля 1417 г. судебным определением был низложен и он. Однако Бенедикт XIII желал умереть папой. Испанец по национальности, он бежал в замок Пенисколу, располагавшийся на берегу моря, где укрылся со своими сторонниками. Там, тайно покровительствуемый королем Арагона, Сицилии, Валенсии и Майорки Альфонсом V Великодушным (1416—1458), он пребывал до 1423 г. и умер 90летним старцем[549].

Впрочем, его «сидение» ничего не меняло, и 29 мая 1414 г. Собор вынес приговор, согласно которому ни один из трех бывших пап никогда не мог более занять Апостольскую кафедру. Любопытно, что при перечислении грехов папы Иоанна XXIII были упомянуты такие неблаговидные деяния и мысли, как: сожительство с женой брата, растление девиц и даже их изнасилование (!), а также публично высказываемое убеждение апостолика, будто душа умирает вместе с телом. Очевидно, для современников этот «догмат» был пострашнее фактов изнасилования девиц[550].

Только теперь можно было сказать, что Апостольская кафедра вакантна, а потому следует избрать нового папу. Правда, здесь опять столкнулись две точки зрения: одни полагали, что еще до выборов понтифика следует утвердить реформенные документы; другие настаивали, что вначале нужно избрать папу, а потом с его участием реформировать Западную церковь. Но победила первая точка зрения, что, в общемто, было вполне разумным. Долгие месяцы епископы и светские владыки готовили документы по реформе Западной церкви, ограничивающие папский централизм, и, наконец, представили их на всеобщее обозрение и утверждение. А затем, 11 ноября 1417 г., приступили к выборам нового понтифика[551].

Им стал Мартин V (1417—1431), принадлежащий к богатому и знатному римскому роду. Едва ли те полномочия, какие оставил Собор понтифику, могли вызвать восторг у нового главы Церкви. В частности, он лишился права низложения и перемещения прелатов без согласия кардиналов или указания мотивов перемещения. Папу также лишили доходов с вакантных церковных должностей, запретили устанавливать налоги и, главное, потребовали, чтобы при вступлении в должность каждый новый понтифик приносил письменное исповедание веры (!) кардинальской коллегии и Германскому императору. Это был тяжелый удар по «папской непогрешимости» и его верховенству над светской властью![552]

И Мартин V решил бороться, правда, очень мягко и осторожно – он не был намерен уменьшать объем своих прерогатив. Правда, новый понтифик не без оснований опасался, что Собор, низложивший трех пап (беспрецедентный случай!), пославший на костер двух великих еретиков – Яна Гуса и Иеронима Пражского (приехавших под личные гарантии безопасности Германского короля, на которые никто даже не посмотрел), стал слишком грозной силой, а потому его следует скоренько завершить. Под благовидным предлогом – якобы для обстоятельного обсуждения всех реформенных документов, понтифик заявил, что необходимо перенести Собор на 5 лет и собраться потом в Павии. 22 апреля 1418 г. папа действительно закрыл Собор, не утвердив соборных актов[553]. Вольно или невольно новому папе очень помогло то обстоятельство, что многочисленные чешские дворяне и вельможи открыто выступили против Собора, грубо поправшего королевскую грамоту и отправившего на казнь их соотечественников – двух благочестивых богословов[554].

В результате, хотя Собор и положил конец «Великому расколу», но породил еще более грозную и кровавую Реформацию, век спустя раздробившую Западную церковь на части[555].

Царствование Андроника II открыло новую страницу истории великой Византийской империи. Вернее, картину ее постепенной, но неуклонной стагнации. «Громадная разница, – писал один исследователь, – лежит между гордой Империей Михаила VIII и жалким государством его преемников. При наследниках Михаила VIII Византия превращается во второразрядное государство и в конце концов – в объект политики своих соседей».

Объяснения этому процессу лежат не только и не столько в личных качествах последующих царей, сколько в объективной картине политического мира. Государственный организм Византии был подорван еще в годы латинской оккупации, и теперь, по мере нарастающей экспансии народов, населяющих Восток и Балканы, уже не справлялся с новыми сложными задачами. Как и раньше, на Византию обрушился двойной удар, но теперь он оказался смертельным[556].

Тем не менее следует сказать, что 22летний Андроник II Палеолог, получивший впоследствии прозвище «Старший», являл собой далеко не ординарную личность. По одной, быть может, несколько категоричной оценке, «природа предназначала ему быть профессором богословия, а случай сделал Византийским императором». Во всяком случае, трудно не согласиться с тем, что богословские проблемы и чистота вероучения всегда являлись предметом первейшей заботы этого царя[557].

Да, новый император действительно не был крупным государственным деятелем, но и никогда не страдал слабоволием. Он нередко допускал ошибки, порой крупные, однако предпринял целый ряд разумных и важных мер, направленных на укрепление государства и Церкви. Прекрасно образованный человек, он сумел сделать Константинополь культурным центром своего времени и дать жизнь многим талантам, которых родила Византийская цивилизация[558].