Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Влахернский собор представляет собой уникальное явление в истории Восточной церкви. На нем впервые соборно была изучена латинская формула Символа Веры с Filioque – в пику Лионскому собору 1274 г., на котором, как раз также впервые, Filioque было введено в разряд догматов. «Damnamus et reprobamus omnes qui negare praesumpseritant aeternaliter Spiritum Sanctum ex Patre et Filio procedure» («Проклинаем и осуждаем всех, кто осмелится отрицать, что Дух Святой исходит от Отца и Сына»)[569].
«Томос», написанный лично св. Георгием Кипрским, по праву занимает почетное место в церковном Предании. Позднее многие богословы вполне обоснованно считали «Томос» равноценным по авторитету и значимости оросам Вселенских Соборов. Великое достижение св. Георгия Кипрского не только в тонком богословском разрешении сложнейшего вопроса, но и в том, что в его учении латинское понимание Троицы может быть передано в терминах, приемлемых для восточной святоотеческой традиции. Константинопольскому патриарху удалось доказать, что в определенном смысле Восток и Запад могли бы найти приемлемую для обеих сторон согласительную формулу об исхождении Святого Духа от Сына («ex Folio»). Именно св. Георгий открыл великолепную, увы, так до сих пор не использованную возможность для примирения и воссоединения двух Вселенских кафедр[570].
Хотя патриарх не мог знать, что его великий богословский труд в практическом отношении пропадет даром и в ту минуту обоснованно гордился собственным творением, он не чувствовал своей победы и не ощущал торжества – в минуту окончания соборных заседаний ему так и не удалось продемонстрировать превосходства над Векком как богословом. Добровольный отказ от сочинений – еще не признание поражения. И поэтому св. Георгий решил добить врага его же оружием, составив дополнительно новый трактат против сочинений Иоанна Векка. Его подписал, разумеется, он сам, император (по его просьбе) и многие епископы.
В качестве опровержения в 1287 или 1288 гг. Векк написал новое произведение, в котором доказывал еретичество св. Георгия Кипрского. Оценки Векка резки и категоричны.
«Нужно раскрыть, – писал он, – что глава новоявленной ереси не принадлежит к числу кровных чад Церкви, а, напротив, есть незаконный и чуждый ее заботам плод». Желая сыграть на национальной струне византийцев, Векк продолжал: «Это зло пришло к нам изза моря, это заморский зверь, прожорливый кит, восставший от Кипра. Киприанин этот ехидный, ни перед чем не останавливающийся человек, потому ли, что привык болтать своим языком, или только для того, чтобы выместить всю злобу, изблевал много хульного, равно как немало повредил истину. Кто и кого отсекает от Церкви? Кровных ее детей, греков, отсекает незаконнорожденный островитянин, навязывающийся ей в родство. Пастырей отлучает от стада Христова волк, исключает священников из сонма священников человек, не имеющий священства. Он желает возможно большее число людей убедить в том, что ему нет никакого дела до благочестия»[571].
Святой Георгий, справедливо обидевшийся на инсинуации Векка, написал послание царю, в котором просил его защиты, созыва нового Собора для осуждения своего оппонента, а также чистосердечно признавался в том, что не в состоянии руководить Церковью. «Церковь полна всяких смут и беспорядков, всем хотелось в ней начальствовать и предписывать законы, а быть подначальным и подчиняться божественным законам никто не хочет. Среди такой путаницы в делах, будучи поставлен в самый центр ее, я попал в сферу власти, как бы на какую напасть, и имею душу, постоянно удрученную всем этим. Многие ошеломлены грамотой, направленной Векком в огромном количестве. Константинополь разделился на два лагеря». В конце послания патриарх просил царя немедленно пресечь этот раскол и восстановить порядок[572].
Собор созвали, но неожиданно еретическим объявили трактат не Векка, а патриарха (!) – наверняка с подачи зилотов, чей интеллектуальный и богословский уровень никак не дотягивал до св. Георгия. Посчитали также, что патриаршее толкование на Символ Веры если и не допускает напрямую Filioque, то, по крайней мере, сочувственно латинской редакции. Закончилось все печально: от патриарха отвернулся даже царь и самые близкие архиереи. А потому св. Георгий в 1289 г., добровольно сложив сан, отправился в обитель Пресвятой Богородицы «Одигитрие». Обиднее всего то, что в скором времени Церковь признает его сочинение православным[573].
Как обычно, Господь посвоему наказывает предателей: митрополиты Хил Ефесский и Даниил Кизикский, бывшие соратники опального св. Георгия Кипрского, первыми пополнившие ряды его врагов, очень скоро стали отверженными в глазах всего восточного епископата и императора. Их лишили митрополий и всех доходов с них и разрешили жить в столице, где они влекли нищенское существование[574].
Объективно отставка патриарха стала большой потерей для Восточной церкви и лично императора, ведь св. Георгий Кипрский являл собой образец честной и деятельной натуры, рачителя общего блага. Блестящий богослов, хотя, наверное, уступающий талантом и эрудицией Иоанну Векку, он активно заступался за обиженных и информировал василевса о случаях нарушения закона. В частности, в январе 1285 г. патриарх поставил в известность Андроника II о фактах спекуляции хлебом со стороны придворных вельмож. В другой раз архиерей потребовал от императора принять меры к одному молодому аристократу, буквально терроризировавшему столицу со своей пьяной компанией. В общем, как Константинопольский патриарх, св. Георгий Кипрский отвечал всем предъявляемым требованиям, и не случайно Андроник II Палеолог долгое время активно поддерживал своего выдвиженца[575].
Новым Константинопольским патриархом решением Андроника II Палеолога был избран Афанасий (1289—1293, 1304—1311) – монах и аскет, с детства подвизавшийся в горах Гана, но совершенно необразованный человек. Он издавна спал на голой земле, не умывался и, наверное, был бы признан «блаженным», не будь вызван на столичную кафедру, где пришлось заняться совсем иными делами. Безусловно, нравственное состояние восточного клира оставляло желать в те годы много лучшего, и обращение внимания нового архиерея на строгость соблюдения канонов вполне обоснованно.