Когда у человека сломаны обе ноги и приходится долго ползтина руках, даже самая сильная воля не может противостоять полному физическомуистощению. Он задыхался, пот заливал лицо, но он продолжал упрямо двигатьсявперед. Несколько раз он падал и скатывался с горок, чтобы быстрее уйти от тогоместа, где горела машина, но чувствовал, что не слишком преуспел.

Примерно через полчаса, весь в грязи, он приподнялся,опираясь на ствол дерева и костыли. И едва не закричал от досады. Расстояниемежду ним и поселком не уменьшилось, скорее, наоборот, показалось ему,увеличилось. Он упал и снова пополз. Иногда он пытался помочь себе хотя быодной ногой, но ноги отказывались ему подчиняться. Он даже не чувствовал боли,когда беспомощно пытался оттолкнуться одетыми в гипсовый панцирь ногами.

Где-то вдалеке раздался шум вертолета, и он, приподнявголову, прохрипел ругательство. «Воля к жизни, — подумал, усмехаясь,Меликов, — какая, к черту, воля, я просто хочу жить. Жить любой ценой». Оннемного приподнялся, чтобы осмотреться, и снова упал, покатившись вместе скостылями в овраг. На этот раз он сильно ударился и снова застонал. Но жаждажизни и сила воли, в которой он себе отказывал и в которую не очень верил,гнала его вперед. Однако он так устал, что не мог подняться. Меликов лежал наземле, хватая ртом воздух. Сердце бешено колотилось. Он поднял пистолет. У негооставалось только три патрона. Вернее два, третий он оставит для себя. Вочередной раз в руки полковника он живым не попадет.

Внезапно над головой появилась чья-то тень, и он какбезумный схватил пистолет и уже готов был выстрелить. Но в последнюю секундууспел убрать оружие. Это была корова, очевидно, заблудившаяся в лесу. Теперьона вышла к человеку и жалобно замычала, глядя на него своими добрыми глазами.

— Ты тоже оказалась без дома, — прошептал он,глядя на нее.

Затем, сообразив, что корову, очевидно, не успели подоить,он перевернулся и подполз к ней сзади. Корова терпеливо ждала. В горах онпривык ко всему. Он припал к ее вымени. Теплая молочная струя ударила ему вгорло. Он пил, наслаждаясь молоком, чувствуя, как обретает силы. Когда оннасытился и хотел отодвинуться, корова снова замычала. Очевидно, молокораспирало ее вымя, а он выпил совсем немного.

— Хорошо, хорошо, — сказал он.

Подтянувшись к ее вымени, он начал тискать его руками,выдаивая молоко на землю. Так продолжалось минут пять. Корова обернулась ипосмотрела на него. В ее глазах ему почудилась благодарность.

— Знаю, — громко сказал он, лежа на земле, —сам знаю, что я законченный сукин сын. И наверняка попаду в ад, если он,конечно, существует. И хотя у тебя нет души, может, этот мой добрый поступокмне зачтется? Видит меня Бог или нет? А если видит, почему никогда невмешивается. И кто из нас хуже — я или этот полковник, у которого вместо глаздве стекляшки, а вместо нервов стальные канаты.

Захватив костыли, он пополз к поселку. Корова двинуласьследом.

— Только этого не хватало, — обернулся он кней. — Уйди отсюда, уйди, говорю.

Меликов поднял камень и бросил его в животное. Она жалобнозамычала, но не ушла.

— Что мне с тобой делать? — прошептал он. —Неужели нужно и тебя пристрелить, чтобы почувствовать, какая я сволочь? Если быты лошадью была, мне было бы легче. Хотя, может, ты мне заменишь лошадь? Я ведьтебе помог.

Он подтянул к себе костыли, поднимаясь на руках. Затемпрыгнул к корове. Она лениво отошла в сторону, и он упал рядом с ней,окончательно вымазавшись в грязи.

— Так дело не пойдет, — рассудительно сказал онсебе. — Тебе не нужно прыгать.

Несколько раз он пытался взобраться на спину коровы, но всевремя соскальзывал. Он был жилистым и худым — только такой и может выжить вгорах, совершая многокилометровые переходы с оружием на плечах. Для коровы еговес — Мирза весил килограммов семьдесят пять — был слишком велик. И все-таки онсумел забраться ей на спину и, обхватив двумя костылями ее бока, закричал:

— Вперед, милая! Вперед, родная! Может быть, мнедействительно повезет, и тогда я поверю в Бога, который послал мне ангела втвоем лице. Иди в поселок, вперед.

Он легонько постукивал ее костылями, и это оказывало своедействие. Она тяжело тронулась, неся на себе столь необычный груз. Он припал ккоровьему хребту, чувствуя резкий запах и стараясь удержаться изо всех сил.Костыли помогали ему сохранять равновесие. Корова мерно двигалась к поселку.

— Иди, милая, иди, — продолжал бормотать он, глядяв небо.

Гул вертолета слышался где-то в стороне, очевидно, онипрочесывали район вокруг сгоревшего автомобиля. Он подумал, что пока ему везло.Но это только пока. Ведь Баширов наверняка предпримет для поисков беглеца всевозможное. Но пока он передвигался на корове и, тяжело дыша, подгонял ее, всееще не веря в свою удачу. Примерно через час они достигли наконец окраиныпоселка. Он осторожно слез с животного, снова упал, попытался подняться накостылях и упал в очередной раз. Затем, сумев все же подняться и уже не обращаявнимание на свои ноги, стараясь лишь отталкиваться левой ногой, которая болелачуть меньше правой, он на костылях запрыгал в сторону небольшого заводика.Сделав несколько прыжков, он упал, вскрикнув от боли. Затем, сжав зубы, сновапополз. Завод давно уже не работал, и там время от времени появлялись лишьслучайно забегавшие дети. Впрочем, в поселке к этому времени почти не осталосьи детей.

Он твердо знал, что не имеет права никому доверять. Не имеетправа на ошибку, и поэтому его никто не должен видеть. К счастью для него,поселок был немноголюдным, и в эти дневные часы у заброшенного завода никого небыло. Продолжая довольно быстро ползти, он добрался до какого-то помещения, изаставив себя еще раз приподняться, чтобы преодолеть несколько ступенек, рухнулна пол. Ветер лениво то открывал, то закрывал входную дверь. На часах былочетыре. Меликов подумал, что это самый долгий день в его жизни, который еще незакончился.

На этот раз перестрелка в центре столицы оказалась в центревнимания журналистов и телеведущих. Труп террориста показывали по всемевропейским каналам. Английское посольство настояло на том, чтобы исключитьвозможность трансляции любых кадров с изображением Джеймса Планнинга.Англичанин был отправлен на родину после того, как ему извлекли пулю и оказалинеобходимую помощь.

Дронго пришлось нелегко. Он давал показания всю ночь и весьследующий день. Участники «Экспресса» уже выехали в Ригу, когда он все ещесидел в прокуратуре, заполняя формуляры со своими объяснениями. Разрешение наоружие, выданное в России и на территории стран Шенгенской зоны, не былооформлено надлежащим образом в Литве. Спасало лишь то обстоятельство, что ихгруз официально не проходил таможню, и поезд как бы считался экстерриториальнымобразованием, не подлежащим юрисдикции литовских властей. Очевидно, сказалось ито, что он встречался с президентом. К тому же кто-то успел позаботиться и обадвокатах, которые успешно доказали в прокуратуре, что право на защиту ещеникто не отменял. К концу дня Дронго наконец выпустили из прокуратуры, взявподписку, что он покинет пределы страны в течение двадцати четырех часов.