ничего не поделать, – окинул он копьём воды над нами. – Мы наделали ошибок. Вы с Фениксом влюбились. Гили вам подсобила. Я не смог защитить друга.

– Ты всё ещё можешь его защитить, – уже мягче произнесла я. – Всегда есть выход. Надо только поверить.

– Что мне до твоей веры? – тихо отозвался он.

Захария наконец вскинул взгляд. Наконец-то он посмотрел на Феникса. Видел ли последствия своих ошибок или ни о чём не жалел? Раздумывал ли, что делать дальше? Испытывал ли боль?

– В кого, во что мне верить, чтобы случилось чудо?

– В нас, – улыбнулась я. – В Феникса, в Гили, в меня. В себя. Мы все друзья. Я хочу быть твоим другом, каким бы дураком ты мне ни казался. Ведь и ты, и я связаны. Связаны таким хорошим другом, как Феникс. Неужели ты сдашься? Неужели ты не готов за него побороться?

Захария обернулся ко мне. Глаза его слегка блестели.

– Я не хочу, чтобы мой лучший друг умирал, – прошептал Захария. – Больше мне ничего не нужно.

– Мне тоже. Я тоже не хочу, чтобы тот, кого я люблю, умирал. Мы похожи. Хоть и тебе, и мне это не нравится.

Я протянула руку. Захария слабым взглядом окинул её, притянув к себе копьё.

– Так поверь мне. Я хочу Фениксу только добра. И ты тоже. Поверь себе. Сделай выбор. А я помогу тебе не пожалеть о нём.

Захария передумал. Глаза его вновь блеснули, и мне захотелось похлопать его по плечу, но было ещё рано. Он протянул Копьё Коа и разжал пальцы. Красные и мозолистые. Так долго эти пальцы сжимались в кулаки.

– Спасибо тебе, – кивнула я, улыбнувшись и взяв копьё.

– Сделай так, чтобы я не пожалел о своём выборе, – голос его сорвался, – пожалуйста.

Слеза вырвалась из его глаз и растворилась в морской воде. Не успела я ответить, как из-за меня выскочил длинноволосый вихрь: Гили бросилась обнимать Захарию, который тут же обмяк в её руках, как испуганный зверёк.

– Не пла-а-ачь! А то я тоже плакать буду-у-у! – запричитала она, тоже расчувствовавшись. – Прости, прости, прости, что я тебя в это втянула…

– Это ты меня прости… Я был не прав. Во всём.

Захария, кажется, даже слегка успокоился. Он стал ровнее дышать и прижал к себе Гили так же сильно, как и она его.

Я вновь улыбнулась. Какой же длинный путь прошли эти двое от заклятых врагов до близких друзей? Или, может, даже кого-то поважнее…

– Спасибо. Спасибо вам обеим, – проговорил он, взметнув на меня взгляд.

Я кивнула, молча устремив взгляд на «небеса». Больше нельзя терять времени. Пора.

Я сделала сильный толчок от дна и взметнулась вверх.

* * *

Передо мной проносились лица и оружия, тела и доспехи. Я уворачивалась от ударов, предназначенных не мне, и сталкивающихся щитов. Я словно видела каждого из них: каждого из тех, кто прямо сейчас теряет жизнь ни за что – за кровопролитие, которое предотвратимо. Надо только бросить все силы. И всё. И всё?

Как будто этого так мало. Но больше и быть не может.

Моя звезда, моё солнце манило меня взмывать в подводные небеса сквозь тучи и молнии борьбы. С каждым мгновением кажется, будто уже вот-вот достал, но всё время так далеко. Феникс, Феникс… Я чувствую тебя. Держись!

Вперёд! Вперёд, за Фениксом!

Мгновение. Я врываюсь между чудовищами. Акуа и Кракеном. Такая… маленькая.

Никогда не подумала бы, что буду чувствовать себя такой песчинкой, такой ничтожной пылинкой. Я плыву рядом с щупальцем, будучи ростом с его огромные круглые присоски, способные сдавить меня одним движением. Большие руки акуа могут схватить меня в кулак, ведь я меньше одного их пальца. Взгляды их стеклянных и одновременно живых глаз заставляют утопать в себе. Духи и рыбки, отвлекая, пляшут вокруг меня, словно провожая мимо своих хозяев, как слуги провожают гостей. Одно неверное движение – и из друга превратишься в добычу. Ведь я на их землях, в их власти. Но я что-нибудь придумаю, чтобы вернуть себе силу.

Вот и Феникс. Я протягиваю руку и чувствую его жар. Его манящее тепло, разливающееся по сердцу. Даже его боль, его страдания мне милы. Я соскучилась по нему – любому.

– Уходи!

Меня обожгло языками пламени и унесло, словно взрывной волной. Пространство вокруг начало рябеть, как тогда в та-аайской пустыне, только здесь – под огромной толщей воды. Неужели так силён Огонь пламенного сердца?

– Феникс! Постой!..

Меня начало бросать из стороны в сторону огнём, как большими крыльями феникса – жар-птицы могучей, разъярённой. Феникс – тот, которого знаю я – был явно не в себе, не был собой: его поглотило собственное пламя, предало собственное пламенное сердце.

Я вновь подобралась поближе. Жаркие искры даже под водой хлестали меня по щекам, причиняя пронзающую боль. Но что-то преграждало путь этой боли, глушило её, преображало в решимость. Каждая из этих искорок – она из сердца Феникса. Сердца, которое ими разрывается изнутри.

Я помогу ему. Заберу его боль и разделю. Помогу ему справиться с ней и наконец покажу, что наша надежда стоит всего.

– Уходи! Тебе здесь не место! Уходи, или сгоришь!

Голос Феникса менялся каждое мгновение. В один миг он был искажённо-яростным, в другой – оберегающим, в третий – будто просил о помощи. Сам его голос – точно волна, накатывающая то толчком, сбивающим с ног, то невесомой пеной. Я тонула в этой воде, и меня так жгло, так было больно – с каждым мигом всё сильнее…

– Феникс… Я не уйду, – пролепетала я и, набравшись сил, крикнула: – Я не уйду, слышишь?! Я буду с тобой! До конца буду! Только услышь меня! Слушай меня! Я выведу тебя отсюда. Выведу из огня!

– Я есть Огонь! Меня не вывести из себя самого!

– Феникс, нет! Огонь не последняя надежда! Я знаю. Я помогу тебе, услышь меня!

– Ты ничего не можешь сделать! Ты всё испортишь!

Я поняла: это слова Создательницы. Вот что она тогда ему говорила. Вот отчего он так отчаялся. Во мне вскипала ненависть: почему же всё именно так? Что этой Создательнице от нас нужно? Что за дурацкая история?!

Неважно. Она больше не причинит нам вреда. Осталось только исправить её ошибки. Она причинила боль, а я готова её забрать.

– Феникс, прошу, дай помочь. Разве ты не хочешь? Если не хочешь или не можешь услышать меня, послушай себя.

Его силуэт прояснился, стал чётче. Пламя едва отступило. Теперь я не только слышала, но и видела Феникса. Пламя облепило его, точно рыжая смола. Он будто сам стал пламенем, самим сердцем огня. Его черты узнавались, но лицо будто потеряло краски, и их заменило пламя.

Но я узнавала его. Узнавала прямой нос, узнавала мягкие черты, узнавала поджатые губы. И глаза – широкие, округлённые. Полные страха или злобы. Чувства внутри