– Не смей порицать меня за это.

Она почувствовала, как напряглись его руки, и на нее пахнуло холодом, напомнившим о тех днях, когда сердце Джекса еще не начало снова биться.

– Если ты проливаешь слезы из-за Легендо, то не стоит. Он этого не заслуживает. Но если дело в картах, – Джекс посмотрел на нее сверху вниз, и на мгновение леность и беспечность исчезли с его лица, – то и я бы на твоем месте сделал то же самое. Ты не была бы человеком, если бы не плакала.

– Я думала, что ты не человек.

– Так и есть. Но когда-то я им был. К счастью, это длилось недолго, – добавил он, но Телле показалось, что в его голосе прозвучали нотки сожаления.

Она вытянула шею, чтобы посмотреть на него, и он охотно встретился с ней взглядом. Она с удивлением отметила, что в его серебристо-голубых глазах отражается что-то похожее на беспокойство. Кроме того, казалось, что он и сам вот-вот разрыдается.

– Почему ты ведешь себя со мной так обходительно? – удивилась она.

– Если считаешь меня обходительным, значит, тебе следует проводить время с более достойными людьми.

– И все же ты очень добр. Прижимаешь меня к груди, беседуешь со мной на личные темы. Выходит, теперь ты меня любишь?

Он рассмеялся.

– А ты, как я погляжу, в самом деле на этом зациклилась, – насмешливо отозвался он.

Телла одарила его дерзкой ухмылкой.

– Я заставила твое сердце забиться снова, что практически уподобляет меня Мойре.

– Нет, – натянуто отозвался Джекс, разом посерьезнев. – Ты по-прежнему человек, а я тебя не люблю.

Его руки вдруг стали такими холодными, что она почти испугалась: сейчас он уронит ее и уйдет, как прежде поступил Легендо. Но по какой-то причине Джекс продолжал прижимать ее к себе. Бережно обнимая, он отнес ее в небесный экипаж. Подушки в нем были желтыми с отделкой из толстого шнура насыщенно-синего цвета, под стать занавесям на овальных окнах. Телла задумалась, не в этом ли экипаже они впервые встретились. Он еще тогда грозился вытолкнуть ее, просто чтобы посмотреть, что будет дальше. При этой мысли она немного напряглась в его объятиях. Обходительность в поведении – это одно, а доброта или безопасность – совсем другое.

– Похоже, ты только что вспомнила, как сильно я тебе не нравлюсь, – проговорил Джекс.

– Об этом я никогда и не забывала. На самом деле я думала о нашей первой встрече. Ты тогда знал, кто я такая?

– Нет.

– Значит, просто привык расточать свое обаяние на всех, кого встречаешь?

Он медленно провел ладонью по ее руке; теперь его пальцы были не такими ледяными, как когда его сердце еще не начало биться, но все же довольно прохладными на ощупь.

– Когда я был в полной силе, мог совершать самые отвратительные поступки. Я говорил слова гораздо хуже тех, что ты услышала тогда от меня в карете, но люди все равно охотно предали бы родную мать или возлюбленного, чтобы угодить мне. Хоть я и лишился этих сил, обнаружил, что мой статус наследника престола оказывает на окружающих схожее воздействие. – Смотрящие на нее глаза были цвета инея и столь же бесстрастны, сколь и непримиримы. – Я никому не нравлюсь, Донателла, но люди соглашаются со всем, что я говорю. Иногда единственное оставшееся мне развлечение – это смотреть, как далеко я могу зайти, прежде чем кто-то передернется от отвращения.

– Неужели ты напрочь лишен каких бы то ни было чувств?

– Отнюдь нет, я чувствую.

– Но не как люди?

– Нет. Мне требуется гораздо больше усилий, чтобы что-то почувствовать, но и ощущения мои куда более интенсивные. – Джекс убрал руку с ее плеча, и на долю мгновения Телле показалось, что его пальцы тверды, как металл.

Рассекая воздух, густой от дыма фейерверков, воздушный экипаж наконец приземлился у дворца. Джекс даже не поинтересовался, обрели ли конечности Теллы былую чувствительность, но просто снова подхватил ее вялое тело на руки и вынес из каретного сарая. На небосклоне как раз вспыхнул последний ярко-голубой фейерверк, осыпав украшенный драгоценностями дворец Элантины сапфировыми искрами.

Телла заметила, как глаза Джекса полыхнули ртутью. Также в них отразилось что-то сродни человеческой печали.

– Почему ты не смотришь фейерверк вместе с императрицей? – спросила она.

– Разве ты не слышала? Ее пропавшее дитя вернулось, и Элантина официально признала его, а это значит, что я больше не наследник.

Телла не испытывала к нему жалости. Правление Джекса повергло бы всю Меридианную империю в хаос. Все же что-то в этой ситуации вызывало чувство неловкости. Когда ранее той ночью Элантина говорила о своем потерянном ребенке, это вовсе не прозвучало так, будто мать и ребенок воссоединились, что натолкнуло Теллу на мысль, будто новый наследник Элантины – самозванец, притворщик, который появился для того лишь, чтобы не дать Джексу занять трон.

Императрица сделала ровно то, что следовало, чтобы защитить империю от Джекса, и это должно было произвести на Теллу впечатление, но почему-то не казалось правильным.

– Не вздумай грохнуться в обморок, – предупредил Джекс. – Не хочу испытать на себе гнев твоей сестры.

– Ничего подобного я делать не собиралась, – солгала Телла. – Кстати о моей сестре! Ты все еще не ответил, что она делала с тобой той ночью в карете.

– Страстно меня целовала.

Телла ахнула от неожиданности, а Джекс удовлетворенно усмехнулся кончиками губ.

– И умирать на месте тоже не стоит. Я пошутил. Ты сказала своей сестре, что я нашел твою мать, вот она и обратилась ко мне с той же просьбой – кое-кого отыскать.

Подобное объяснение имело куда больший смысл, но все равно приводило в замешательство.

– Кого же она искала?

– Уж точно не того парня, с которым сидит сейчас. – Джекс медленно повернулся в сторону обнесенного каменной стеной сада.

Воздух здесь оказался теплее, как будто этот уголок дворцовой территории не был затронут ничем дурным. И все же статуи выглядели более расстроенными, чем в последний раз, когда Телла их видела. Все они, казалось, вздрогнули и отпрянули еще сильнее, чем раньше. Как будто знали, что Легендо только что выпустил в большой мир Мойр – тех самых богов и богинь Судьбы, которые давным-давно превратили этот сад вместе со слугами в неподвижный камень, потому что им хотелось видеть больше живых украшений.

Телла задрожала в объятиях Джекса.

Скарлетт, казалось, ничего вокруг себя не замечала. Они с Хулианом сидели, обнявшись, на скамейке в центре круга из статуй и смотрели друг на друга с любовью. Над ними порхали мотыльки.

По крайней мере, хоть одна сестра обрела счастье нынче ночью.

– Вы двое, наконец, помирились? – спросила Телла чуть слышно.

Скарлетт и Хулиан резко выпрямились, а в следующее мгновение Скарлетт соскочила со скамейки и бросилась к Джексу и обмякшей Телле, которую он все еще держал в объятиях.