Адальберт Фальк[590], человек либеральных взглядов, который стал правой рукой «железного канцлера» в борьбе с католической церковью. Вскоре в Пруссии приняли законопроект о школьном надзоре, передававший права инспекции от церковных органов светским. Подчеркивая принципиальный характер начавшейся борьбы, Бисмарк весной 1872 года произнес в Рейхстаге одну из самых знаменитых своих фраз: «Мы не пойдем в Каноссу, ни телом ни душой!»[591]: намек на широко известное путешествие германского императора Генриха IV, который в 1077 году отправился в итальянский замок Каносса, чтобы униженно просить прощения у папы Григория VII.

Несколько недель спустя на свет появился закон о запрете деятельности в Германской империи ордена иезуитов и других родственных орденов. Их члены, являвшиеся иностранными подданными, выпроваживались за границу. А весной 1873 года Прусский ландтаг принял целый пакет законопроектов, наносивших новый удар по позициям католической церкви: требование университетского диплома для священников, назначение епископов только с санкции государства, отмена дисциплинарной власти католических иерархов, упрощенный выход из церковной общины. Эти так называемые «майские законы» были разработаны Министерством культов при активном участии либеральных депутатов. Фактически они означали даже не отделение церкви от государства, а ее подчинение.

«Майские законы» 1873 года обострили конфликт до предела. Прусские епископы сразу же заявили о том, что отказываются их признавать. Священники не подчинялись распоряжениям властей, все больше вакансий в приходах оставались открытыми. Духовные лица приговаривались к большим денежным штрафам, а в случае неуплаты государство приступало к конфискации церковного имущества. С мая 1874 года духовные лица, нарушавшие «майские законы», могли быть высланы из района своего проживания, а в особых случаях даже лишены гражданства и выдворены за пределы империи. В 1874 году в Пруссии ввели обязательный светский брак. Венчаться можно было только после регистрации в местных органах власти, в противном случае брак не признавался законным. Кроме того, обязательной регистрации в светских инстанциях подлежали все рождения и смерти. Год спустя эти положения были распространены на всю территорию империи. Сам Бисмарк не являлся сторонником светского брака, но на войне все средства хороши.

Когда канцлер находился на отдыхе в Киссингене, 13 июля 1874 года на него было совершено очередное покушение. Нужно сказать, что нечто подобное назревало уже довольно давно. Письма с угрозами, по большей части анонимные, еще в 1860-е годы стали для главы правительства чем-то совершенно обыденным и не стоящим внимания. И вот теперь молодой католический подмастерье Эдуард Куллман решил подкрепить слова делом, выстрелив в Бисмарка из револьвера. Канцлер отделался легким ранением и получил в свои руки прекрасный повод для очередного ужесточения борьбы с политическим католицизмом. Явная связь мотивов покушения с Культуркампфом позволила Бисмарку использовать эту историю для борьбы со своими политическими оппонентами. «Отпихивайте этого человека сколько угодно! Он все равно цепляется за подолы ваших сутан!» — заявил глава правительства в парламенте[592].

После покушения 1874 года его знакомый баварский аристократ, обер-шталмейстер короля Людвига II граф Макс Гольштейн аус Байерн подарил Бисмарку черного дога, получившего кличку Султан. Огромная собака теперь часто сопровождала его. Когда в 1877 году пес погиб (согласно одной из версий, от побоев, нанесенных рассвирепевшим хозяином), ему на смену пришел другой дог по кличке Тирас, также подарок графа Гольштейна. Сопровождала Бисмарка и тайная полиция, агенты которой отвечали теперь за его охрану. На курортах дорожки, по которым он гулял, нередко закрывались для других посетителей. По утверждениям полицейских, им удалось предотвратить еще несколько покушений на «железного канцлера»[593].

В 1875 году был принят новый ряд законов, направленных против католической церкви. Так называемый Закон о корзине с хлебом лишил государственной финансовой поддержки те церковные учреждения, которые не были готовы заявить о своей безусловной покорности законам. Учитывая, что в феврале 1875 года папа Римский объявил прусские «майские законы» недействительными, это означало весьма серьезный удар по германской католической церкви в целом. «От этой меры, — заявил Бисмарк в прусском парламенте, — я не жду никакого успеха, но мы просто выполняем свой долг, защищая независимость нашего государства и нации от чуждого влияния»[594]. В том же году в Германии были запрещены все монашеские ордена, за исключением тех, которые занимались только попечением о больных. Отменялись постановления прусской конституции 1850 года, касавшиеся внутренней автономии церковных структур. «Осиротевшие» церковные владения передавались в управление государственным чиновникам или общинам.

В 1875–1876 годах Культуркампф достиг своего пика. Государственные структуры вели борьбу с энергией и настойчивостью, не останавливаясь перед весьма жесткими мерами. Католические священники проявляли не меньшее упорство. За четыре года в тюрьму отправилось почти две тысячи духовных лиц, в том числе два епископа. Многие тысячи приходов оставались без священников. Разумеется, такая политика возмущала многих прихожан, для которых посаженный в тюрьму священник становился мучеником за правое дело. Чем жестче становились государственные меры, тем более негативно реагировала на них католическая общественность.

Важную роль играло не только содержание, но и формы, которые принимал Культуркампф. Поддерживавшая правительство пресса быстро придала борьбе экзистенциальный характер. Сторонники Партии Центра были заклеймены как «враги империи», желающие погибели не только нового государства, но и немецкой нации в целом, как агенты иностранных католических держав. Словом, не было такого обвинения, которое не предъявили бы в эти годы политическому католицизму. Каждый, кто поддерживал Партию Центра, должен был чувствовать себя предателем нации.

Историки до сих пор спорят о мотивах, которые побудили «железного канцлера» не просто начать противостояние, но и придать ему характер и размах настоящего «крестового похода». Первая точка зрения исходит из того, что Бисмарк видел в Партии Центра оплот партикуляристских сил, враждебных Пруссии и новой империи. Иногда при этом Культуркампф объясняется психологическими особенностями «железного канцлера», его личной ненавистью к людям, осмелившимся противиться его воле. Согласно второй концепции, «железный канцлер» считал католическое духовенство агентами враждебного иностранного влияния в силу того, что они подчинялись неподконтрольной ему зарубежной силе — папе Римскому. Кроме того, основной противник — Франция — являлась католической державой. В соответствии с третьей версией, Бисмарк использовал Культуркампф в первую очередь для того, чтобы теснее привязать к себе либералов и обеспечить их согласие на проводимую им политику, а также мобилизовать общественность в поддержку правительственного курса. Четвертая, практически противоположная точка зрения предполагает, что не Бисмарк, а как раз либеральные политики были основной движущей силой Культуркампфа. Симптоматично, что сам термин ввел в оборот отнюдь не Бисмарк, а Рудольф Вирхов, один из лидеров левых либералов. Бисмарк же стремился оставаться в значительной степени над схваткой, представляя Культуркампф в качестве борьбы между либералами и клерикалами; впоследствии это