Ее голос то затихал, то снова взмывал, видимо вместе с мыслями о новых сценариях предательства. Массимо изо всех сил пытался ответить, но его слова не могли пробиться сквозь кипящую ярость водопада Лариных вопросов.

Но именно Анна поразила всех нас. Она легко, словно птица по песку, скользнула к Массимо и хлестнула его ладонью по лицу. Звонкий звук пощечины остановил поток вопросов и обвинений Лары.

От неожиданности я чуть не расхохоталась, а Лара задохнулась. Однако больше всего удивила реакция Массимо: он потер щеку, но не произнес ни слова в ответ.

А вот у матери нашлось что сказать.

– Я воспитывала тебя не для того, чтобы ты погряз во лжи и предательстве!

Я мысленно кивнула, соглашаясь. В суровом прямодушии Анне, безусловно, трудно было отказать. Она никогда и ничего сознательно не приукрашивала. Будь я злобной и черствой, наступил бы момент моего триумфа, когда можно расположиться с удобством и наслаждаться зрелищем, как самоуверенная итальянская мамаша лупцует своего высокомерного сынишку. Но меня тошнило от семейной резни. Лично я горько сокрушалась бы, если бы Сэм обидел Франческу так же сильно, как Массимо обидел Нико, а ведь она мне даже не родная дочь.

Анна маскировала боль под яростью, но слова ее были резкими, почти враждебными, совершенно непохожими на обычные заявления, произносимые с холодным безразличием. Это был всплеск эмоций, рвущихся прямо из сердца.

В конце концов, приятно было узнать, что оно у нее есть.

– Ты предал собственного брата. И лишил меня внука на – сколько? тринадцать лет? Мальчик из рода Фаринелли, который даже не знает бабушку. Стыд и позор! Тебе должно быть совестно. Разве этому я тебя учила? Семья – все, что у нас есть. Где сейчас твой сын?

Массимо покачал головой и отвернулся.

– Не знаю. Я потерял с ними связь.

Анна все больше превращалась в настоящую итальянку, темпераментную и вспыльчивую.

– А ты, Мэгги, откуда знаешь о мальчике? – махнула она мне рукой. – Как его зовут?

– Бен.

– Беньямино, значит. Хорошо. Прекрасное итальянское имя.

Судя по словам Дон, вряд ли почитание итальянских генов сына числилось в списке ее приоритетов – думаю, сбежав от Массимо, она даже спагетти перестала есть, – но Анна, как всегда, смотрела на мир через призму собственного восприятия.

Я рассказала ей все, что сама узнала от Дон, наблюдая, как лицо свекрови сперва искажается от ужаса, а затем на нем проступает типичная для Фаринелли гордость за внука-чемпиона.

– Я хочу встретиться с мальчиком. Даже если мой сын не понимает, что такое ответственность, у меня-то с этим все в порядке. Мэгги, ты можешь снова найти Дон?

Я глянула на Лару. Она словно наблюдала за скоростными гонками, где машины несутся мимо, сливаясь в размытое пятно, и даже не поймешь, кто выигрывает. Вообще-то, я не планировала заниматься розысками, а лишь стремилась расставить все по местам, чтобы Лара могла принять правильное решение относительно своего будущего.

– Может, и смогу, – уклончиво ответила я. – Дон вроде говорила, что живет где-то на севере.

«На севере» – понятие растяжимое. Авось Анне понадобится некоторое время, чтобы привязать его к Ньюкаслу. Сама я не сомневалась, что без труда разыщу через интернет чемпиона округа по плаванию, особенно если заручусь помощью Франчески – она наверняка уже списалась с ним в соцсетях. У меня аж мозги плавились при мысли о попытке исправить еще одну семейную катастрофу, но стоило повременить с приглашением в семью очередного будущего олимпийца, которого будут сравнивать с Сандро. Да и как знать, захочет ли Лара вообще встречаться с Дон – женщиной, которая спаслась из бурлящего адского котла, освободив горячее местечко для Лары.

В конце коридора появился Роберт с бананом в руках. Вот удача: можно сбежать на минутку.

– Роберт, позвольте мне его почистить для вас.

– Спасибо. А вы кто?

– Я Мэгги.

– Рад познакомиться. Я Роберт, но вы можете звать меня Боб.

Позади послышался голос Анны:

– Массимо, собирай чемодан и уматывай отсюда. Можешь пожить у меня, пока мы не искупим причиненное тобой зло. – Долгая пауза. – Если когда-нибудь искупим.

А затем свекровь издала звук, на который, как мне казалось, была неспособна.

Всхлип.

Глава сорок девятая

Мэгги, два года спустя

Анна уселась у нас на террасе, с которой открывался дивный вид на море. Панорама бесконечной водной глади с силуэтом пирса на фоне неба вызывала у меня ощущение, что я живу в каком-то экзотическом месте. Свекровь умоляла нас не переезжать с Сиена-авеню, но Нико был непреклонен. К ее чести, когда мы вывесили на особняке объявление «Продается», она проявила сдержанность. К тому же за несколько дней до нашего отъезда свекровь, слава богу, отправилась в Италию, избавив нас от риска видеть, как ее обезумевшее лицо маячит за фургоном с вещами. А насчет девяти месяцев, что мы провели здесь, в коттедже «Манипенни»[37], даже ухитрилась сделать странный комплимент, замаскированный под критику:

– Никогда бы не подумала, что в таком темном доме может быть настолько уютно.

Теперь весь свой яд Анна изливала на Кейтлин, которую отныне при каждой возможности называла не иначе как «та, первая жена». Увидев на полке в коридоре нашего нового дома кувшинчики Кейтлин, она поморщилась, вздернув подбородок:

– Не понимаю, зачем ты их хранишь. У этой женщины совершенно не было вкуса. Только пыль собирают.

Я предоставила Нико решать, что брать с собой на новое место жительства. Франческа только плечами пожимала, когда отец спрашивал ее, не хочет ли она оставить себе какие-нибудь миски, зеркала и прочий старый хлам, который и новым-то на хрен никому не сдался. Если только вы не из тех, кто бросается вытирать каждую пылинку, полирует каждый шовчик на штукатурке и раскладывает в бельевом шкафу лавандовые шарики.

Сегодня, однако, на нашей большой семейной встрече Анна вела себя лучше некуда, вручив не только Франческе, но и Сэму по коробочке шикарных итальянских шоколадных конфет.

Помявшись, она подала и мне маленькую коробочку, завернутую в подарочную бумагу, которая стоила три фунта за лист:

– С днем рождения, Мэгги.

Мама выразительно вскинула брови, что у нас, Паркеров, означало: «Похоже, вещичка-то стоит немалых денег».

Вряд ли там был садовый гном в пару тому, что вручила мне мама со словами: «Я просто не могла перед ним устоять. Как только увидела, так сразу и подумала про твой новый сад».

Не знаю, что рассмешило меня сильнее: гном с аккордеоном, которого мама почему-то сочла идеальным для нашего патио, или лицо Нико, когда я этого гнома развернула. Готова спорить, муж был просто счастлив, после