Выражение на лице Данте стало нежным, но преисполненным боли:

– Иногда вы говорите такие вещи… Они разрывают мне сердце…

И слова, и его взгляд зачаровали меня. Внезапно и совершенно неожиданно мне захотелось оказаться в его объятиях. Голова пошла кругом. Я забыла, что собиралась сказать. Сосредоточенность рассеялась. И в этот самый момент показался Эллис. Я резко отпрянула за угол, врезавшись головой в подбородок Данте.

– Ой! Извините!

Он тихо выругался:

– А если Фарж пробудет у себя в конторе несколько часов?

– Не пробудет.

– Почему вы так решили?

– Потому что я бы не смогла.

И действительно, мы прождали всего несколько минут – довольно долго для того, чтобы Эллис дошел до своего кабинета, обнаружил опустошение своей сокровищницы и опросил Робинсона и помощника.

Эллис выскочил из здания. И беспомощно застыл на крыльце, озираясь, словно загнанный зверь, по сторонам. Я даже уловила запах его отчаяния. Уловила и поняла. Я отлично сознавала, что он должен был испытывать. Но Эллис сделал свой выбор, и его не волновало, что испытывала я, когда он так со мной обошелся. Когда Эллис, опершись о стену, закрыл лицо руками, я повернулась к Данте, наблюдавшему за ним через мое плечо.

– Насмотрелись? Достаточно? – спросил он.

– Этого никогда не будет достаточно, – ответила я.

– Не беспокойтесь, – заверил меня Данте. – Его ад только начинается.

На обратном пути мы постояли в очереди за бесплатными продуктами: яйцами, тушенкой, хлебом, кофе и консервированным горошком. А по возвращении домой Данте вытащил из мешка мои эскизы:

– Можно мне на них взглянуть?

Желание сказать «Нет» сменилось страхом: а вдруг рисунки покажутся Ларосе детскими, незрелыми? Вдруг он сочтет меня бесталанной обманщицей? Но моя библиотека была построена, и Данте уже сказал мне, что увидел во мне талант. Поэтому я кивнула и пошла на улицу к плите – готовить мясо.

Когда я вернулась, неся яичницу с мясом, Лароса все еще рассматривал эскизы. И не оторвал от них глаз, когда я поставила перед ним тарелку:

– Неудивительно, что Фарж ими воспользовался. Они прекрасны!

Похвала Данте согрела мое сердце неизъяснимым теплом. Я вдруг снова испытала то желание, что охватило меня у Монтгомери-Блока. И мне стоило усилий его подавить. «Это все напряжение и волнение», – убедила я себя.

– Вот этот рисунок мне навеяли мальвы в нашем переулке. Они росли вдоль ограды. Узкие окошки – это перекладины, а занавески и лепнина…

– Да, вижу…

– Матушка показала мне: если перевернуть цветы вверх ногами, они становятся похожими на дам в бальных платьях. Мы не раз танцевали с ними у ограды. Мама говорила, что однажды и моя жизнь станет такой. – Как же давно я об этом не думала! – «Ты тоже станешь леди, но тебе уже не придется притворяться. На тебе будет бальное платье, и ты будешь танцевать всю ночь и веселиться…» – А разве этого еще не было? Я танцевала всю ночь, я носила бальные платья, и все же… – Мне это не пришлось по душе.

– Гм-м. – Данте указал на стул: – Присядьте. Дайте мне извлечь эти стежки.

Я послушалась. Лароса вытащил карманный ножик, зажег спичку и опалил его лезвие, дезинфицируя. Я наблюдала за ним, но ничего не видела, а думала о званых ужинах с их бесконечной болтовней ни о чем, чайных церемониях, приемах и балах, пускавших пыль в глаза, а на самом деле пустых и утомительных.

– Матушка воспитывала меня так, чтобы сделать из меня леди. Но когда я стала этой самой леди, меня одолело уныние. Быть леди оказалось так скучно. Все это показалось мне таким…

– Глупым, – договорил за меня Лароса, наклонившись ближе; я ощутила теплоту его дыхания; рука Данте коснулась моей щеки. – По крайней мере, вы это видите, в отличие от большинства остальных. Тот ваш рисунок в ресторане «Коппас» лучше всего выразил ваши мысли обо всем этом. Сидите спокойно. Я не хочу выколоть вам глаз.

От удивления я бы резко отдернулась назад, не удержи меня Данте:

– Вы поняли это? А Эллис нет…

Данте действовал быстро и ловко: нож ласково прикоснулся к моему лбу, я услышала слабый щелчок взрезанного стежка и постаралась не скорчить гримасу от странного ощущения, которое испытала при вытягивании нитки из кожи.

– Фарж – идиот, – заявил Данте. – Разве я не говорил вам этого? В любом случае, вы оказались не в том обществе. Вам следовало быть в кругу с Хоффманами и Маккеями. Они хоть пытаются сделать мир лучше путем своей благотворительной деятельности. Есть и среди них заблудшие овечки, но большинство, по крайней мере, старается хоть что-то сделать.

Тетя Флоренс тоже состояла в благотворительном обществе. Голди сама мне это рассказывала. Но как она воспротивилась моему желанию заняться благотворительностью! Как возражал против этого дядя! Теперь я поняла, что они хотели держать меня под контролем, чтобы манипулировать мной по своему усмотрению.

– Я видела однажды миссис Хоффман. В «Клифф-Хаусе».

Еще одно касание ножа, и еще один вытянутый стежок. Пальцы Данте были теплыми и уверенными, его рука держала мою щеку. Я так давно не чувствовала такой нежности, что она меня буквально загипнотизировала. Данте извлек еще одну нитку:

– Не говорите мне, что это было в тот раз, когда вы сидели в компании Белдена и прочих.

– Это было именно тогда. А что?

– А то, что вы были пьяны. Не сомневаюсь – вы произвели на миссис Хоффман самое благоприятное впечатление.

– С шампанским было не так скучно.

– Потому-то Нед Гринуэй и сколотил состояние на его продаже. Ну, вот, – откинулся на спинку стула Данте с удовлетворенным выражением на лице. – Хоть не выглядите зашитой теперь.

Я дотронулась до раны – без грубых ниток пухлый бугорок стал гладким.

– Благодарю вас. Не знала, что у вас столько талантов.

– Да уж, я такой! Сущее сокровище! – улыбнулся Лароса такой заразительной, такой красивой и такой настоящей улыбкой, что мне внезапно сделалось не по себе, как будто земля стала уплывать из-под ног.

Смутившись по непонятной мне причине, я отвела взгляд:

– Поешьте, пока не остыло.

– Ах, да! – Данте взял вилку.

Но от меня не укрылось, что мыслями он витал далеко. И продолжал коситься на мои эскизы, словно ему что-то не давало покоя. Я подождала объяснений. Но, не дождавшись и не вытерпев, спросила:

– Что-то не так?

– Все так, – моргнул Данте.

– Почему вы так странно смотрите на мои рисунки?

– Я просто думаю… Что вы собираетесь с ними делать?

Данте задал вопрос, который мучил и меня, и поставил его так прямо, что я ясно осознала неопределенность своего положения. Как