При виде книг Альбертин поморщил нос и повернулся к брату Сарториусу:

– Так ради этого вы призвали меня из Сада земных наслаждений? Чтобы я по целым дням сгибался над книгами?

– Зато ты можешь разместить свои буквы там, куда они пожелают прилепиться, и охранять их, как тебе вздумается, – возразил брат Сарториус, рассчитывая подобным доводом умаслить Альбертина, но тот лишь фыркнул:

– В саду у меня были добрые друзья, и подруга с головой свиньи по имени Маартье, и кабак внутри разбитого кувшина, где я мог вволю упиваться вином одиночества, а здесь что? Общество странных людей, пыль да книги.

– И столь любезное тебе одиночество, – напомнил Сарториус.

– Да разве ж это то одиночество, которое пьянит? – унылым тоном проговорил Альбертин. – То одиночество, что Маартье разливала из своего разбитого кувшина, было запретным и тайным, его не всякому подавали. А тут одиночество сыплется, словно перхоть, ни пить его, ни дышать им невозможно.

– Такое одиночество, как ты говоришь, и вправду отвратительно, и потому мы будем навещать тебя как можно чаще, – обещал Сарториус и закашлялся. Нехороший это был кашель. Глаза Сарториуса налились кровью, в животе заболело, а он все кашлял и кашлял. Обеспокоенный этим Альбертин усадил его в кресло, то самое, в котором совсем недавно опочил Ханс ван дер Лаан, и принес ему воды.

Кашель наконец прекратился, Сарториус встретился глазами с Альбертином и шепотом спросил:

– А там… где ты был… в том саду… там страшно?

Альбертин, не понимая смысла вопроса, пожал плечами:

– Иной раз страшно, иной раз забавно – все в точности как здесь, да и везде, где встречается человек.

– Ты и в самом деле не заметил, как перешел оттуда сюда?

Альбертин вдруг понял, что смерть то и дело подступает к Сарториусу и трогает его ледяными пальцами: то за горло прихватит, то в грудь потычет, и что Сарториус боится ее. Поэтому и ответил мягче, чем намеревался:

– То место, откуда я пришел, никак не связано со смертью. Я вообще не помню, как жил на свете. Не помню, как умер и перешел из земного существования в иное. Быть может, я вообще и существовал-то только там, в Саду Земных наслаждений.

– Но ведь теперь ты среди нас, – сказал Сарториус. – Значит, переход оттуда сюда вполне возможен. И ты даже не повредился во время перехода, хотя, если верить старым книгам, некоторые духи утрачивают по пути некоторые свои способности, а другие создания тьмы теряют конечности или органы зрения, почему и прибывают в центр пентаграммы до крайности озлобленными.

– Определенно, переход оттуда сюда без ущерба возможен, коль скоро я здесь и все мои конечности, и органы зрения при мне, – согласился Альбертин. – Хотя в определенной степени я все же озлоблен по причинам, которые тебе хорошо известны.

– А переход отсюда туда – он возможен, как по-твоему?

Альбертин задумчиво крутил листок, надетый на палец и завязанный ниткой. Тяжело дыша, Сарториус смотрел на него и ждал ответа так, словно Альбертин был судьей и мог решить его участь, произнеся одно-единственное слово.

Альбертин наконец прервал молчание:

– Ищешь способ одолеть неизбежную смерть?

Сарториус задумался, хотел было что-то соврать, но потом просто кивнул.

– Полагаешь, в Саду Земных наслаждений твое желание исполнится?

– Наверное, – сказал Сарториус.

– По-твоему, там хорошее житье?

– Не знаю.

– Не очень там хорошее житье, – сказал Альбертин. – Сразу хочу предупредить. Чтобы не было разочарований.

– Но все же это житье, – вздохнул Сарториус.

– Может, тебе лучше стать праведником и надеяться на рай? – предложил Альбертин. – В раю-то житье всяко лучше.

– Никакой уверенности нет, – вздохнул Сарториус. – А вдруг я ни в какой рай не попаду? Кто поручится за успех такого дела? К тому же я успел немало нагрешить.

– Ты-то? Ты же сызмальства больной. Куда тебе еще и грешить? – удивился Альбертин.

– Считаешь, раз больной – значит, и грешить не в состоянии? – вдруг обиделся Сарториус и подумал о мартышках. Сначала ему даже захотелось продемонстрировать их Альбертину, но он быстро отказался от этой затеи: уж Альбертин-то в Саду Земных наслаждений на что только ни насмотрелся, мартышками его точно не проймешь. Вот и выйдет, что Сарториус хвастает, как ребенок. Неловко получится: бывалые грешники грехами не похваляются.

– Так ты покайся как следует и начни вести праведную жизнь, – посоветовал Альбертин. – Это средство многим помогает, как пишут святые отцы.

– Все равно гарантий нет, – уперся Сарториус.

– А тебе чтоб наверняка? – прищурился Альбертин.

Сарториус опять кивнул с самым жалобным видом.

Альбертин сказал:

– В таком случае вижу только один способ: надо обратиться к мастеру Еруну ван Акену и попросить его нарисовать тебя в каком-нибудь не очень плохом месте. Тогда мы сможем попробовать отправить тебя туда. Но что произойдет, когда в том месте ты встретишься сам с собой, – никто не предугадает.

Тут вошел брат Эберхардус и перебил:

– О чем это вы тут толкуете? Как это ты собираешься отправить брата Сарториуса в Сад Земных наслаждений? Да разве же в этом состояла наша изначальная цель? Разве ради этого мы так старались призвать ученого человека, сведущего в латыни и иных премудростях и искушенного всеми знаниями ада? Мы ведь хотели заняться переводом Библии на язык простонародья.

Альбертин поперхнулся.

– А это еще зачем?

Сарториус сказал:

– Это для того, чтобы привести Господа в наш мир.

Альбертин долго размышлял над всем услышанным, а буквы бегали по его рукам под одеждой, щекотались и царапались. Наконец он вытряхнул их на стол и начал по одной раскладывать по страницам: сюда в слово вставит, туда вложит, здесь приткнет, там пристроит.

Брат Сарториус и брат Эберхардус молча смотрели на него: брат Сарториус сидел в кресле, а брат Эберхардус стоял.

Альбертин проговорил, не отрывая глаз от буковок (те, пока не приклеились на место, норовили разбежаться, и он ловко выхватывал их пальцами):

– Эх, скучаю я по моей милой Маартье. Сейчас принесла бы она мне выпить да сказала бы какую-нибудь неприличную шутку.

– Для неприличной шутки придется звать полубрата Пепинуса, – заметил Эберхардус. – Я что-то ни одной припомнить не могу. А ты, брат Сарториус?

Сарториус покашлял и сказал, что помнит одну из книги, но это надо рисовать картинку.

Альбертин отозвался сердито:

– Да к черту ваши книги с картинками и к дьяволу этого вашего Пепинуса, ведь нет у него ни свиной головы, ни чудной женской фигурки, а слушать, как бранится простолюдин, – ради этого и вовсе не стоило покидать Сад Земных наслаждений. Не для того я согласился прийти во Фландрию, где сено не берут в качестве оплаты и не наливают