Нас всего восемь, но все равно кажется — слишком много. До сих пор мне доводилось биться лишь в одиночку, самое большее — плечом к плечу с Чудищем и Янником. Вот бы сюда «горгулью» с его не ведающей промаха пращой.

Ночь лишила окрестности всех красок, заменив их оттенками серого, черного и серебристого. Рослые деревья превратились в темные разводы на фоне неба. «Зелень» держится наравне с остальными, и я горжусь тем, что шума молодежь производит ничуть не больше, чем воины де Бросса. Только отчаянное волнение висит над мальчишками, как плотная, осязаемая туча.

И вот наконец мы останавливаемся на макушке холма, откуда хорошо видна бухта. Его, подобно короне, венчает небольшая роща. Здесь мы привязываем коней и оставляем Клода их сторожить. Он берется за это весьма неохотно, но я тихо радуюсь: здесь, наверху, не так опасно, а мне и без него есть о ком беспокоиться.

Хоронясь за деревьями, чтобы нас не заметили, мы подходим к краю обрыва, и густая трава делает бесшумными шаги. Внизу хорошо видна квадратная, сложенная из дикого камня сторожка: в ней находится ворот, управляющий цепью. Ветра нет, и поверхность воды в бухте — как серебряное зеркало. Толстенная цепь пересекает всю ее ширину.

На том берегу лес спускается к самой воде.

Де Бросс жестом посылает вперед двоих, и они исчезают в кустах на склоне. Им предстоит разведать, какая стража охраняет ворот и где она расположена. В роще позади нас негромко фыркает лошадь. Я слышу, как Клод тотчас подходит и успокаивает ее.

Ждать разведчиков приходится очень недолго, и все равно каждая минута кажется часом. Вернувшиеся тихо докладывают де Броссу о том, что удалось разузнать. Они насчитали шестерых мечников и трех арбалетчиков, и, возможно, в сторожке еще кто-то есть.

Я смотрю на отмеченных де Бросса и Жака и гадаю, что сказал бы Мортейн, знай Он о моем намерении противостоять Его воле.

С холма вниз ведет натоптанная дорожка, но мы обходим ее и приближаемся с юга, оленьей тропой, вьющейся в густом папоротнике.

Бруно и Самсон держатся позади. Их крепкие руки нам пригодятся, когда настанет пора освобождать цепь. Мы с Жаком, наоборот, должны спуститься первыми и тихо снять часовых, сколько успеем. Едва начнется переполох, де Бросс с остальными воинами устремятся вперед и нападут на оставшихся охранников.

К нашему счастью, у французов как раз кончается смена и караульщики откровенно устали. Они стоят, беспечно прислонившись к деревьям, и болтают между собой. Я просто не допускаю их голоса до своего слуха. Чем дольше внемлешь, как они рассуждают о выпивке, женщинах и игре в кости, тем труднее их убивать.

Я тянусь к уху Жака:

— Твой тот, что слева, мои — двое справа.

Он кивает, дрожа всем телом, и ползет к намеченной жертве. Я закладываю за пояс арбалетный болт, чтобы можно было сразу схватить, и вытаскиваю нож.

Я крадусь к ближайшему караульщику тихо и незаметно. Он, развесив уши, слушает забавную историю, которую рассказывает напарник. Еще ближе… и еще… Когда он запрокидывает голову во взрыве хохота, я беззвучно вырастаю у него за спиной, вскидываю руку с ножом и рассекаю горло. Душа вырывается из его тела едва ли не одновременно с фонтаном крови. Алые брызги взвиваются по крутой дуге и обрушиваются на второго. Пока тот стоит, разинув рот, и силится понять, что произошло с его товарищем, я хватаю болт, бросаю на тетиву и стреляю.

Короткая стрела втыкается точно между глазами, и его отбрасывает назад. Тем временем за моей спиной происходит какая-то возня. Я оглядываюсь и вижу, что Жак и его противник сошлись в смертоносном танце. Забрав нож, спешу к ним. Стрелок успел схватить Жака за горло, и глаза у мальчишки лезут от ужаса из орбит. Лица Бетт и Гвийона проплывают перед моим умственным взором… Отметая видение, я делаю размашистый шаг и бью стрелка в спину. Воткнув, направляю лезвие вверх, чтобы душа поторопилась наружу.

Его руки падают с шеи Жака, он валится наземь, и душа поднимается над ним, точно туман над болотом. Мне не до нее, я смотрю только на мальчишку. Тот силится отдышаться и усердно трет шею. Наши взгляды встречаются над телом убитого… Жак отворачивается к кустам, и его рвет.

Чтобы не смущать мальчика, я опускаюсь на колени и вытираю клинок о плащ павшего. Гордость Жака понесла определенный урон, но, по крайней мере, он жив.

Со стороны каменной сторожки доносится крик и лязг металла — это де Бросс и его люди наседают на караульщиков.

— Идем, — зову я Жака. — Мы…

Меня прерывает крик ярости. Из-за деревьев выскакивает вражеский стрелок. Ему требуется мгновение, чтобы сорвать с плеча арбалет, наложить болт и прицелиться в Жака.

На свою беду, он не видит меня: я сижу на корточках в потемках рядом с его мертвым приятелем. Я взвиваюсь на ноги и бросаюсь на стрелка.

Мне удается застать его врасплох. Тяжесть моего летящего тела не просто сбивает ему прицел. Арбалет вырывается у него из руки, и мы вместе валимся наземь. Пока все это происходит, я успеваю полоснуть его по шее. А потом проворно откатываюсь в сторонку, чтобы не измараться в крови.

Сердце колотится как сумасшедшее. Я вскакиваю и озираюсь, нет ли в темноте еще врагов. Никого! Поворачиваюсь к Жаку. Тот все еще стоит на коленях и круглыми глазами смотрит на убитого стрелка.

Метка смерти успела пропасть с его лба…

— Ступай, — говорю я. Мой голос от пережитого страха так и хрипит. — Живо наверх, к Клоду и лошадям! Мы сейчас подоспеем!

Он даже не пытается оспорить приказ, кивает и спешит, куда велено. Я же бегу к сторожке.

Там со звоном сталкиваются мечи. И тяжело бухает рубящий что-то топор.

Подбежав к двери, я вижу, что все четверо французов лежат замертво, а Самсон и Бруно вот-вот разделаются с деревянной лебедкой, сбив ее с основания. Мы ведь собираемся не просто опустить цепь, нам нужна гарантия, что ее никто не поднимет хотя бы до тех пор, пока благополучно не пройдут английские корабли.

Прижавшись спиной к грубым камням, я успокаиваю дыхание, не забывая при этом обшаривать глазами подлесок: вдруг где-нибудь затаились недобитые недруги?

И вот наконец раздается тяжелый треск дерева: ворот подается! Цепь громадной змеей сбегает с освобожденного барабана, тяжелые звенья с колокольным гулом бьются о каменный пол. Слышно, как они рокочут, извиваясь по береговым скалам. И вот последний плеск — цепь ложится на дно.

Мы молча смотрим вслед исчезнувшей железной змее. В ушах звенит вернувшаяся тишина.

— Дело сделано, — говорит де Бросс. — Теперь в город. Наша помощь там наверняка не будет лишней.

Он выглядывает в окно, потом жестом приглашает нас за собой. Но не успевает сделать и двух шагов по тропе, как раздается свист, потом глухой удар… И де Бросс, а с ним и шедший следом воин опрокидываются навзничь. У обоих шея пробита арбалетным болтом.

— Ложись! — кричу я своим товарищам и первая распластываюсь на полу.