самой необходимостью — нельзя создавать громоздкую организацию»[735]. 17 августа Николай II подписал закон о формировании уже четырех особых совещаний: по обороне государства, которое возглавил Поливанов, по транспорту — министр путей сообщения Сергей Рухлов, по топливу — министр торговли и промышленности Шаховской, по продовольствию — Кривошеин.

Первое объединенное заседание всех четырех совещаний прошло 22 августа в Зимнем дворце под председательством императора. «Царь, таким образом, привлекал членов Государственной думы не только к законодательной работе, но отдавал в их руки и часть исполнительной власти»[736], — с удовлетворением констатировал участник заседания Василий Шульгин. Создание относительно автономных органов в лице особых совещаний приводило к известному ослаблению властной роли Совета министров и его председателя, отделению управления военной экономикой от общеполитического, обостряло проблему координации и единства государственного управления[737]. Но император полагал, что это не слишком большая цена за подключение бизнеса и парламентариев к созидательной работе.

В конце 1915 и в 1916 году снабжение армии оружием и боеприпасами начало улучшаться, что было представлено прессой и прогрессивной общественностью как результат героических усилий Земгора, ВПК и особых совещаний в борьбе с некомпетентной, продажной и предательской царской бюрократией. Критические замечания в адрес самодеятельных организаций априори объявлялись происками реакции. И любая их деятельность, даже весьма сомнительная в условиях войны, если не сказать большего, встречала бурную поддержку всех политических сил, ориентировавшихся на Прогрессивный блок.

О том, насколько работа этих организаций была действительно плодотворной и насколько она укрепляла российские армию и государство, единого мнения нет. Попробуем разобраться.

Начнем с Земгора. Его организации общественности неплохо справлялись с заготовкой медикаментов, перевязочных средств, хирургических инструментов, белья, теплой одежды, с уходом за ранеными, доставкой их в тыловые госпитали, размещением эвакуируемых, устройством благотворительных столовых, интендантскими поставками кожи и т. д. Однако в деле непосредственной помощи фронту их достижения оставались скромными, Кроме того, следует подчеркнуть, что работа земских органов осуществлялась на субсидии из центральной казны, объем которых постоянно рос. Князь Львов встал на позицию, что коррумпированная царская бюрократия не в состоянии честно и эффективно тратить народные деньги, а потому изначально запросил на нужды Союзов земств и городов миллиард рублей, даже не представив смету расходов. Требование министра внутренних дел Маклакова о введении отчетности было с негодованием отвергнуто. Тем не менее, по настоянию Верховного главнокомандующего Николая Николаевича Союзам была предоставлена неограниченная кредитная линия. Если в конце 1914 года субсидирование их деятельности измерялось суммой 43 млн рублей, то к сентябрю 1916-го достигло 553 млн, при том, что сами земства привлекли за время войны чуть больше 9 млн[738]. А среди расходных статей по-прежнему доминировали традиционные земские затраты на народное образование и здравоохранение.

По поводу эффективности расходования средств для нужд обороны можно привести множество свидетельств людей самых разных политических взглядов. «Во всей русской истории не было института, ресурсы которого тратились таким диким образом, как это было во Всероссийском Земском союзе. Если бы война не закончилась революцией, его руководители, конечно, должны были быть привлечены к следствию»[739], — напишет знакомый нам член Госсовета Владимир Гурко, между прочим, один из авторов программы Прогрессивного блока. Дмитрий Фурманов, будущий комиссар легендарного Чапаева, а в годы мировой войны санитар земского поезда Красного Креста, поражался: «Откуда-то свыше санкционированы все эти шальные расходы, и масса денег уплывает попусту»[740]. Сергей Ольденбург писал, что «большинство учреждений Земгора не имело оборудования и мало понимало в технике дела; местные комитеты были еще беспомощнее, чем центральный; их поставки запаздывали, оказывалось до 50 процентов брака»[741].

А вот что поведал тоже нам известный казанский земский деятель Мельников, перешедший на службу в Министерство земледелия в должности главноуполномоченного по заготовке продуктов для армии: «Земгусары» перебивали работу министерских и интендантских заготовщиков, приобретая продукты по таким ценам, которые решительно ничем не оправдывались. Мои попытки примирить заготовщиков, уговорить их действовать согласованно, полюбовно разделив районы заготовок, не привели ни к чему; «земгусары» довольно нагло заявляли, что не находят нужным заниматься такими «пустяками» и считают важным одно: все, что делается, должно делаться Всероссийским земским союзом»[742]. Существует множество других свидетельств отчаянного бюрократизма, бесхозяйственности, хищений, непотизма, протекционизма в органах Земгора. Нет каких-либо весомых доказательств их большей эффективности по сравнению с госорганами. На заседании правительства 27 февраля 1915 года глава МВД Маклаков возмущался: «Союз — рыло в пушку, но кричит о невинности, жалуется и спорит даже с командующим войсками. Государство не может дальше молчать. Надо порядок, иначе власть растворится в чем-то ей заведомо враждебном»[743]. Стоит ли говорить, что требование отставки Маклакова стало одним из главных лозунгов прогрессивной общественности.

Теперь несколько слов об эффективности работы военно-промышленных комитетов. Поливанов, став военным министром, активно покровительствовал ВПК, тем более что Гучков стал его фактическим помощником (впрочем, в данном случае трудно определить, кто чей помощник). Военные заказы щедро авансировались. Так, уже к концу 1915 года из выделенных ВПК 16 млн рублей авансом было выплачено больше 80 %, причем львиная доля средств распределялась именно через ЦВПК Гучкова, на балансе которого на 1 ноября находилось 13,8 млн рублей. Отдача оказалась небольшой. В августе 1915 года министр торговли и промышленности князь Шаховской направил Поливанову доклад авторитетной военно-технической комиссии с результатами проверки частных предприятий Московского района, где говорилось, что комиссия «при обзоре ею заводов и фабрик не нашла в их деятельности той готовности в деле скорейшего изготовления снарядов, которую неоднократно высказывали заводчики и фабриканты в своих пожеланиях»[744].

У дворцового коменданта Воейкова на руках была ведомость состояния главнейших заказов ЦВПК на 1 января 1916 года: «Так, например, снарядов к бомбометам заказано 3 245 000, подлежало поставке 2 225 750, а сдано 96 136; мин заказано 663 400, подлежало поставке 152 221, а сдано 119 штук и т. д. А куда уходили деньги военно-промышленного комитета, осталось тайной»[745]. Постоянное невыполнение заказов подтверждают и многочисленные архивные документы, которые проанализировал наиболее профессиональный современный историк этого вопроса Олег Айрапетов. По отчету ЦВПК на конец ноября 1915 года единственным выполненным заказом были футляры для фугасов в количестве 1000 штук. К концу декабря Московский ВПК, которым руководил Павел Рябушинский, должен был сдать 225 бомбометов из заказанных 500, но не сдали ни одного. Мин к минометам Дюмезиля было заказано 50 000, поставок не было. Из 3,2 млн ручных гранат было сдано только 15 тысяч. И это в Московском районе, который считался самым передовым с точки зрения выполнения заказов. Основной причиной срывов предприятия называли недостаток топлива и