— Писотька и Овчинников жулики! — сказал Оломов. Он пустил табачный дым и покачал тяжелой толстой ногой с блестевшим голенищем. — Но Денгура Бельды не такой. Это почтенный и знаменитый человек.

— Да, он как будто из идеальных побуждений, — с оттенком обычной двусмысленности, ответил Телятев.

— А тех выгнали с прииска за жульничество и разбой, — ответил Оломов.

Оломов мысленно входил в сложные задачи выборной власти на прииске, и хотя не признавал ее и ехал разгонять, но как власть с властью готов был соглашаться с некоторыми ее распоряжениями. Он был солидарен с таежными республиканцами по части охраны порядка. Котяя выгнали, значит, не зря. О Жеребцове, Писотьке и Овчинникове он судил, как и самозванные президенты. В то же время все они вместе были для него не более как преступниками.

— Денгура в прошлом староста, — пощипывая ус, тупо глядя на воду и, казалось, думая совсем об ином, говорил плосколицый Телятев. — У него есть опыт. Это уж политический деятель опытный. Те действительно жулики, а этот ищет деятельности.

В присутствии власти Денгура сиял от удовольствия. Вот они красивые мундиры, блестящие пуговицы, оружие, шпоры. Он, старый Денгура, трудом, умом достиг, добился, что его допустили к высшим начальникам, приблизили, позволили одному из всех простых — из солдат, полицейских-гольдов и проводников стать на мостике, в святом место парохода. «Добился? Я добился! Что теперь Удога скажет?»

Денгура живо соображал, что тут можно делать, а что нельзя, он приноравливался к новым порядкам. Отдавая команду проводнику в оморочке, он не кричал от руля, через головы начальства, а не ленился каждый раз сбегать вниз по трапу и по борту к носу, кричал оттуда и возвращался тем же путем, становясь между капитаном и рулевым. С рулевым Денгура хранил вид спокойствия и достоинства, но при Оломове и Телятеве таял от счастья. В его лести, ласковости к властям была наивность, восторженность, и он это знал и умело притворялся. Он радовался тому, что наконец нашел! Он давно целился, но были все неудачи. «А теперь маньчжуры мне не нужны!» Денгура с беззаветной преданностью готов был служить полицейским властям: «А чем эти хуже? Еще лучше начальники, чем амбань! Пусть амбань керосиновым лампам радуется и удивляется!»

— Вы прекрасно понимаете людей, — сказал поручик, любезно обращаясь к Телятеву.

— Что же! Ваше замечание льстит мне, — как-то странно, с оттенком затаенной дерзости ответил тот. — Да, это талант должен быть, чтобы узнавать людей… Талант человеческий! Можно сказать, талант полицейский! — Высказав это, Телятев с любопытством посмотрел на собеседника, как бы желая знать, нравятся ли ему такие суждения.

Румяный, толстощекий и голубоглазый поручик, свежий и счастливый, соглашался со всеми сегодня, потому что и вокруг в природе и на душе у него было очень хорошо, и хотя он тревожился за предстоящую операцию — все же будет разгон, может и пальба, но эта операция сулила и ему солидные выгоды. Он был так счастлив, что с радостью смотрел сейчас на полицейское начальство, ведущее его к счастливой будущности.

— А какие места!

— Да, — сказал Оломов. — Швейцария!

* * *

За озером в голубом тумане, стлавшемся в вершинах пологих сопок, теперь уже высоко торчал острый камень. Оломов вызвал всех проводников наверх.

— Вон воронье-то гнездо! — залезая на мостик, сказал, показывая на утес, Жеребцов. Он в ичигах, одет потеплее и поэтому грузен.

— Какое утро! Какой воздух! — восклицал поручик.

Пароход слабо шумел колесами. Денгура что-то говорил Телятеву. Офицер курил сигару и волновался, зная, что сейчас все станут глядеть на него и что настанет пора ему действовать и показать себя.

Оломов посмотрел в подзорную трубу. Никита тоже вытащил подзорную трубу из-за голенища.

— Вон флаг-то на утесе! — сказал он.

— Где ты видишь флаг? Там нет никакого флага… — недовольно ответил Оломов.

Жеребцов дал ему свою трубу, и Оломов увидел, что на скале действительно виден флаг. Он удивился, что труба Никиты была лучше его собственной.

— Откуда у тебя такая труба? Зачем тебе она?

Жеребцов ощерился. Сказать исправнику, что купил он эту трубу у американцев, чтобы наблюдать с Утеса за бродягами, которых заставлял он работать на пашне за рекой, он не желал. Федька Барабанов научил всех…

— Так что из любопытства купил. — Он не решился признаться, где купил, полагая, что знакомство с иностранцами может начальству не понравиться.

— Новая труба! — заметил офицер.

Всем понравилась труба Жеребцова. Она лучше казенных.

Проводник в оморочке вдруг быстро поехал к пароходу. Денгура что-то говорил капитану. Раздался звонок.

— Дальше мелко — нельзя идти! — сказал капитан.

Пароход чуть слышно шлепал плицами.

Оломов с большим любопытством всматривался в местность. Помимо всего прочего, его интересовала эта таежная республика: устройство власти, наказания, ее законы. «Черт возьми, надо все это разузнать, — думал он. — Я ведь юрист! Юрист! Когда-нибудь, если действительно, как говорят нигилисты, всех нас по шее, то будет же какое-то народное устройство. Правда, во главе будут образованные люди, но и они будут все подводить под так называемый вкус народа. Что же это за вкус?» Он желал повидать главарей и поговорить с ними по душам… «Но уж пока моя власть, то я их растрясу, толстопятых, толстокожих!»

— У них есть наблюдение за озером? — спросил Оломов.

— Как же! Тут вот и вышка, шалашик под камнем, часовой сидит, — ответил Никита. — Да, извольте, тут нам… Мы сейчас…

Денгура на этот раз одет был в истертую бобриковую куртку, в бархатные штаны и ичиги. За поясом у него виднелись револьверы и нож. Всякий сказал бы, глядя на него, что это простой охотник, а не богатый купец.

— Наса могу перед ходить… Конесно, там человек сидит…

— Можно снять часового! — сказал поручик.

— Давай его совсем убиваем! — ласково обратился Денгура к Жеребцову.

— Нет, убивать не смейте! — оборвал Оломов гольда. — Вы что?

— Издали им не видно, что за люди приехали, — серьезно заговорил Жеребцов. — У нас купцы бывают, на пароходе сюда заходят, а к берегу также не могут пристать. Перегружают товар в лодки, не доходя до берега. Тот раз вода совсем малая была, быков по воде бродом верст пять гнали, да завечерело. Купец ночевал в лодке, а быки стоят в воде и ревут…

— Проводник один не надо ходить, солдат надо, — тихо сказал Денгура.

— Да, нельзя их пустить одних, — согласился пехотный офицер. — У меня есть разведчики. Снимут любого часового, приведут языка… Позвать Сукнова! — крикнул он, радуясь случаю отдать дельное распоряжение и выказать качества своих солдат.

— Нам нечего опасаться за солдат. Хищники увидят форму и не посмеют…