Познакомились по переписке. В потоке писем, хлынувшем к Яшину после обжигающего известия об ампутации ноги, оказалось и теплое многостраничное письмо участницы войны, где рассказывалось о такой же трагедии с ее сыном. Сам едва отошедший от операции, он ответил словами поддержки, старался на расстоянии приободрить мужественную мать и развеселить совершенно уж незнакомого молодого человека, ее сына. А самому ему чем дальше, тем веселиться было труднее. Болезни одолевали все больше. Но держался до последнего.

Нашим соотечественникам принято пенять, и поделом, на такую скверную привычку, как зависть. Хорошо знаю, бывает она обращена и к футболистам, их известности, богатству, сладкой жизни. Если те предаются сладкой жизни – «дольче вита» в феллиниевском смысле, наполнившей знаменитый одноименный фильм, т. е. светским или полусветским похождениям, гульбе напропалую, этот симбиоз с футбольными нагрузками лишь калечит им существование, и примеров хоть отбавляй: в здравом уме не позавидуешь ни Джорджу Бесту, ни Валерию Воронину, ни Полу Гаскойну ни Диего Марадоне (первые двое погибли во цвете лет, непутевый английский затейник, пропив целое состояние, чуть ли не нищенствует, а божественный аргентинец, не успев освободиться от наркозависимости, в 2007 году опять угодил в клинику, на сей раз с алкогольным отравлением).

Сладкое перемешано с горьким и в серьезе футбольной жизни: за материальное благополучие (что в жалком советском варианте, что в сегодняшнем варианте развращения высокими заработками) приходится дорого платить – изнурением тренировок и жестких официальных схваток, травмами, нервами, ограничениями режима и много чем еще.

Что представляла собой «дольче вита» Льва Яшина, вы уже могли судить по прочитанному. Это была совсем не сахарная, зато достойная жизнь. Кого волнует хруст купюр и блеск мишуры, тот Яшина не поймет, у того едва ли вызовут желание подражать его тревоги, страдания, наконец, печальный финал. Может, и не много теперь таких, кто наподобие Яшина ищет радость в доброй жизни, – вот для кого ценным представляется его жизненный след и кому важна его наука, независимо от рода занятий и степени таланта.

Среди сегодняшних футболистов развелось немало холодных циников, по-бухгалтерски высчитывающих выгоду от своих услуг клубу и сборной, от своего вымученного патриотизма, и мне их искренне жаль, потому что им не дано испытать яшинскую радость от честно сделанной работы, каждого свидания с мячом, каждой удачи партнера, каждой победы команды.

Поводов для радостных эмоций спортивного победителя у Яшина находилось предостаточно. Вернее он сам со товарищи по «Динамо» и сборной эти поводы собственноручно создавал, зарабатывал ценой неимоверных усилий. Однако череда испытаний смолоду и до пенсионного возраста в силу яшинского природного жизнелюбия и праздничности самого футбола не могла затопить его мировосприятие полным мраком и беспросветностью, больше того – закалила насколько могла. Всяческие неприятности и боли перекрывались достигнутыми результатами и расположением неисчислимого множества людей. Да и в каждодневной действительности многое давало удовлетворение. Семья и команда, ставшая второй семьей, друзья и увлечения – все это не оставляло большого зазора для уныния, напротив, окрыляло, поднимало настроение и дух. Высшую степень удовлетворения, как каждому творческому человеку, давали, пока играл, профессиональные искания, постоянные прикидки, как улучшить вратарское дело.

Ни разу не встречал, чтобы кого-либо из спортсменов называли перфекционистом. Это мудреное словечко обозначает человека, поглощенного стремлением к совершенству. Пусть Яшин станет первым, кто в спорте удостаивается такого определения. Потому что заслужил его многими годами неустанного влечения к обновлению вратарских навыков и средств. Видел в этом прежде всего практическую потребность. Но ее подкрепляла и личная любознательность. «Творить, выдумывать, пробовать» Яшину было попросту интересно.

Откуда он такой взялся – Яшин? Как все мы – из детства. Существует теория, доказывающая, что человеческий характер в основе своей закладывается в довольно раннем, во всяком случае, дошкольном детстве. Родители Яшина – Иван Петрович и Александра Петровна, конечно же, не предпринимали, да и не могли предпринять специальных педагогических усилий, ему достаточно было впитать простые и непритязательные нравы и привычки, сложившиеся в семье. А замешены они были на человеческой порядочности – только и всего. Раннее взросление в военные годы лишь добавило ответственности перед окружающими, прораставшей в его натуре под влиянием отца.

Эту ответственность быстро обнаружил, взяв в молодежную команду «Динамо», Аркадий Иванович Чернышев. Какую-то основательность во всем, что делал его подшефный, сразу подметил и Алексей Петрович Хомич. Даже бытовые мелочи, не говоря уже об игре, выдавали в новичке аккуратиста – с легкой руки Левиной бабушки выстиранная и тщательно отглаженная форма всегда была уложена на полке шкафа ровной горкой (потом эту немудреную привычку переняли другие динамовцы). Роль опекуна определили основному вратарю команды тренеры, именно к нему в комнату динамовского общежития подселили новичка на вечных, почти непрерывных сборах: «Пусть дышит вратарским воздухом». Яшин, как еще недавно за заводским вратарем Гусевым, носил за легендарным Тигром чемоданчик, жесткий, окованный металлическим ободом – подобных теперь не существует в природе.

Хомичу шел уже тридцатый год, он чувствовал, что долго не продержаться, поэтому хотелось найти такого парня, которому мог бы передать то, что накопил, как в свое время ему самому помогал войти в дело предшественник – Борис Кочетов. И сам того не зная, Якушин пошел навстречу этому желанию. Познакомившись с Яшиным поближе, Хомич еще больше загорелся, обнаружив много общего в своей с ним биографии: оба из рабочих семей, в раннем детстве потеряли одного из родителей (он отца, новичок– мать), оба подростками встали к станку

На тренировку новоявленный учитель и ученик выходили с запасными майками и полотенцами, потому что пощады от старых партнеров Хомича ждать не приходилось – бить умели. От их беспрестанных и мощных ударов, вспоминал Алексей Петрович, соль выступала на висках. Полотенца помогали плохо. Весной, когда Гагру заливали дожди и приходилось, ловя мяч, то и дело падать в грязную жижу, ко второй, вечерней тренировке не успевали высушивать форму. Заставший их совместные занятия Виктор Царев после таких тренировочных сеансов, на которых человек-легенда наставлял его товарища по молодежной команде «Динамо», сравнивал эту вратарскую пару с шахтерами, только вышедшими из забоя – такими плелись они в раздевалку черными и осунувшимися.

Яшин, молчаливый и стеснительный, не любил донимать лишними вопросами (хотя Петрович был вполне доступный, даже простецкий человек), больше присматривался, наблюдал за его повадками. Размышлял над вратарскими премудростями, но постигал их, скорее, в действии. Тренироваться было, понятно, тяжело, но жуть как интересно. Он и сам не осознавал тогда, что это был не механический, а с каждым занятием все более творческий процесс, в котором, собственно, и родился ЯШИН.