своим представителям на переговорах с российской делегацией. Он сам лично обозначил границу на этой карте, когда южную половину Сахалина еще до окончания мирных переговоров оккупировал японский десант, высадившийся на острове в нарушение всех договоренностей и международных правил ведения войны. И пусть пока на карте все обозначения на английском языке, вскоре, в этом Такэсита абсолютно уверен, весь остров будет принадлежать Японии, и эти названия сменятся на японские. А он, адмирал Такэсита, сын бедного, хотя и родовитого самурая, купит себе новую карту острова, где все географические обозначения будут на японском языке. Ради этого он боролся все эти годы, терпел, когда его, как офицера разведки, обходили званием, отдавая предпочтение тем, кто постоянно служил на кораблях, терпел, когда к нему относились свысока те, кто не признавал в нем полноценного моряка, а видел только чиновника в морской форме. Его время скоро настанет. И в этом он больше не сомневался.

Ведь восторжествовала же справедливость в Азии! Такэсита вспомнил, как в августе 1914 г. обсуждался вопрос о вступлении Японии в войну, и тогда он твердо высказался за необходимость начать боевые действия без промедления, нацелив японский флот и армию на захват немецких колоний в Азии, в первую очередь на главный форпост Германии — великолепную военно-морскую базу в Циндао. 15 августа Токио, не объявляя формально войны, предъявил Берлину ультиматум, а уже через семь дней Япония перешла к активным действиям, начав подготовку к захвату Циндао, а также Маршалловых, Марианских и Каролинских островов[837]. Но и тогда японцы, учитывая тяжелый опыт боев за Порт-Артур, действовали крайне осторожно. Более месяца продолжалась высадка японских войск на территории тогда еще формально нейтрального Китая, и только 25 сентября они перешли границу колонии. А сам штурм укреплений Циндао начался и того позже — 7 ноября. Шансов удержать крепость у немногочисленного немецкого гарнизона и мобилизованных на месте фольксштурмистов из числа бизнесменов, банковских клерков и парикмахеров при столь огромном перевесе в силах со стороны противника не было[838].

И такая же судьба неизбежно ждет Сахалин! Вот как еще в 1891 г. характеризовал состояние российско-японских отношений в своей книге, изданной в США, гуру японских интеллектуалов, экономист, историк и дипломат Инадзо Нитобэ[839]: «Русским правительством предприняты многочисленные попытки утвердиться на японской земле, но все они провалились… У японцев никогда не было причин испытывать очень уж доброжелательные чувства по отношению к России. Курильские острова, принадлежавшие Японии, постепенно и в полной тишине отторгнуты от нашей территории, или, попросту говоря, „отточены молью“. Постоянные пограничные конфликты на Сахалине, которые продемонстрировали всю полноту агрессивной сущности политики России, прекратились только после 1875 г., когда этот остров был обменен на относительно бесполезную группу Курильских островов»[840]. Да, тогда так считали, в том числе и в Японии…[841]

Такэсита усмехнулся, и не без повода: ему импонировало сознание, что на борту «Идзумо» не только досье на русских, но и сами русские, а самое важное — груз, к накоплению которого именно Витте приложил массу усилий. В пороховых погребах японского крейсера лежало русское золото, много золота, а именно наличие его огромной массы в хранилищах русского Государственного банка и рассматривал Витте как основу могущества и стабильности Российской империи. И вот теперь десятки тонн этого русского золота плывут на японском корабле в Канаду, чтобы отправиться оттуда в подвалы банков США. Не об этом ли мечтал Такэсита все эти годы, с тех пор как впервые увидел знаменитого министра финансов за столом переговоров в Портсмуте. И вот историческое кольцо замкнулось: стали таять запасы российского золота, что подтачивало финансовый фундамент Российской империи, и эта громадина тут же опасно закачалась. А именно ради этого столько лет служил Такэсита. Ему припомнился недавний обстоятельный разговор «по душам» с давним коллегой по разведке, опытным агентуристом контр-адмиралом Кэндзи Иде, который в ходе предыдущей операции по вывозу русского золота был во Владивостоке в качестве командира отряда крейсеров. Он тогда не терял времени даром и активно поработал с хорошо законспирированной японской нелегальной резидентурой в этом важнейшем российском порту и военно-морской базе.

Такэсита вновь и вновь перебирал в памяти прием, а точнее инструктаж, перед выходом в море у министра иностранных дел Мотоно, который буквально только что сел в это кресло после прибытия из России. Особенно министру врезались в память впечатления от прощальной беседы с Николаем II накануне отъезда из Петрограда.

«Я вновь обратил внимание на то, — заявил Мотоно, — как плохо император информирован и насколько ему безразличны государственные дела… Он ни словом не обмолвился о возлагаемых на меня задачах; он не задал мне ни одного вопроса. Но его замечания не были бы более общими и расплывчатыми, если бы я просто пришел к нему сказать, что меня перевели в Вашингтон или Мадрид»[842].

Чувствовалось, что Мотоно крайне уязвлен подобным пренебрежительным отношением со стороны царя. И, судя по тому, как он излагал суть происшедшего, адмирал понял, что он не первый, кому министр это рассказывает. Но именно тот разговор во многом укрепил Такэситу в убеждении, что время действовать для Японии наступает. И действовать надо решительно. Без промедления. Осталось только договориться с американцами.

О чем точно шла речь в тот памятный для Мотоно день, я, конечно же, не знаю. Император только и пометил в своем дневнике: «Принял до завтрака Мотоно, кот[орый] назначен мин[истром] иностр[анных] дел Японии»[843]. Наверное, Николай II проголодался и спешил закончить пустяшный, с его точки зрения, разговор с еще одним дежурным посетителем. Но новую должность посла все же указал точно.

Надо будет купить в Америке новую карту России, привычно поставил сам себе задачу на будущее Такэсита, где-нибудь так по Байкал, чтобы помещалась на стене адмиральской каюты, но очень подробную. Не помешает. А в том, что она вскоре понадобится, адмирал больше не сомневался. Именно в этом и заключалась главная цель его тайной миссии, а уж точно не в командовании скромным отрядом крейсеров.

Такэсита не был сентиментальным человеком. Поэтому он прервал плавный ход воспоминаний, пусть и льстивших его самолюбию, и вернулся к бумагам. Он внимательно перечитал некоторые документы, особо его интересовали сообщения разведывательного пункта, действовавшего под прикрытием японской миссии связи при ставке верховного главнокомандующего русской армией в Могилеве. Здесь сосредоточивались наиболее важные для оценки ситуации на Восточном фронте и в самой стране данные. И именно в окружении самого главнокомандующего — императора Николая II — имела наиболее ценную агентуру японская разведка[844]. К тому же здесь служил