Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проснулась она до рассвета, неслышно собрала вещи и спустилась вниз. На кухне слышалось лишь тихое гудение холодильника, а за окнами мутновато серело. Возле телефона Лейла нашла листки для записи.
«Лео, – написала она, – ты прикольный, умный и добрый, несмотря на все твои нынешние проблемы. У меня их тоже пруд пруди, но они от твоих отличаются, и я не знаю, как мы можем друг другу помочь. Хотя мы пытались, правда же? А это уже кое-что. Удачно тебе убедить сестру, что ты теперь в порядке. Лично я за тебя бы ручалась. Только толку-то (?)».
Попытка продолжить лишь задерживала намеченный отъезд. Хочешь исчезнуть втихую – не затягивай. А потому Лейла лаконично подвела черту: «Спасибо тебе —
Л.
PS: Для нашей же безопасности, разыскивать меня не пытайся».
Она выскользнула через заднюю дверь и в молочном, набирающем силу предутреннем свете выбралась в проулок. Машина почти полностью утопала в зарослях ежевики; чтобы открыть водительскую дверцу, пришлось раздвигать колючие кусты. Однако выехать из тайного прикрытия получилось быстро и гладко, так что совсем скоро – буквально через пару кварталов – Лейла по пологой свертке вырулила на магистраль.
Три дня после того, как вертолет унес Марка с «Синеморья-2», его не оставляли в покое сны.
Что ни ночь, он как будто бы сидел в театральном подвальчике, на сцене коего нескончаемо шли мрачные одноактные аллегории, где он был разом и актером и зрителем. В одном из снов он как будто бы тащился на глохнущей машине по какой-то тупиковой улице и подъехал к кирпичной стене, на которой кичливо красовался броский плакат вроде тех, что клеились на вагонах метро еще до Джулиани[72], а на плакате горела надпись: «Кого ты дуришь?» В другом сне он был якобы белкой – человекообразной, но с глиняными ногами, которая металась в запоздалом осознании, что ей, оказывается, было поручено собирать орехи. Вообще еженощно Марку в сновидениях давалось какое-нибудь незамысловатое задание, которое оказывалось ему совершенно не по плечу. В частности, вчера ему приснился ужасно реалистичный сон, в котором к его двери снаружи подошли какие-то агенты в темных очках, а дверь, о ужас, была из папье-маше.
Вернувшись из Лондона, Марк уяснил, что его головной подрядчик (галантный выходец из франкоязычного Квебека по имени Морис и с очередью клиентуры на два года вперед) с капремонтом лофта продвинулся ровно на ноль целых ноль десятых. Каким-то образом Морис ощутил, что финансовое положение Марка пошатнулось, и быстро переориентировался на пастбища потучней. Ну а Марку пришлось обосноваться в своей распотрошенной жилой зоне с фанерным настилом вместо паркета и жгутами электропроводки, торчащими из распределительных коробок.
Затеваясь с капремонтом, он и подумать не мог, что финансово просядет настолько, что на возобновление работ не хватит денег. Он-то думал, семидесяти пяти тысяч и девяти месяцев будет вполне достаточно. Ага, черта с два. Вот ведь кретин. На сегодня ушло уже вдвое больше. Морису было заплачено за материалы, которые так и не появились; за субподрядчиков, расчета с которыми до сих пор не последовало. Десять тысяч Марк задолжал хорвату, работающему по камню и кладущему в ванной кафель. Хорват был парень веселый, душевный. Но когда в последний раз просил за работу деньги, то привел с собой сына – двухметрового битюга, который при разговоре безмолвно стоял, подпирая плечищами притолоку. До разгрома квартира и так была вполне нормальной, но Марку захотелось непременно устроить здесь полную реконструкцию. Думалось установить паровой душ – да не один, а целых два; соорудить винный погреб, поставить раздвижные двери. Одни лишь полы, сантехника и гора чего-то там из «Икеи» потянули на пять тысяч.
И вот сейчас, лежа на куче чехлов для мебели, Марк пробовал еще на раз прокрутить в уме все варианты. Повторно, стало быть.
Вариант первый: поступить к Строу на работу в качестве главного пиарщика «Синеко». Состоять советником, пока Строу и его безликий консорциум «окучивают» всю доступную в мире информацию. Содействовать в преступлении и обеспечивать его прикрытие. Продолжать на все лады расхваливать «ноуд», при этом будучи еще и пионером его новой социальной версии, имя которой «Синелайф».
Сказать «да», и проблемы с деньгами как не бывало. Фьють, и в дамки. К тому же Строу прозрачно намекнул, что если Марк займет этот пост, то с книгой для Блинк можно будет больше не заморачиваться; во всяком случае, отложить срок выхода, чтоб не мозолила глаза. Когда Строу на «Синеморье» выжимал из него четкий ответ насчет согласия работать, Марк попробовал выгородить себе несколько недель, сказавшись, что «заканчивает эту штуковину для Марджори». На носовой вертолетной площадке эти слова приходилось кричать криком.
– Насчет этого не переживай! – вопил Строу. – Я с ней поговорю! – А затем последние его слова Марку: – Чтоб ты знал: я заверил директорат, что ты за это дело возьмешься! Мы тебя потому и пустили на борт, авансом!
Может, ему и в самом деле не мешает за эту работу взяться из моральных соображений. Чтобы как-то влиять на направленность ситуации в русло добра. Маловероятно, но тем не менее.
Вариант второй: от работы на Строу он отказывается. Не на шутку разочаровывает своего богача-патрона и настраивает его против себя. Заканчивает – вернее, начинает и заканчивает – книгу, которую обязался сдать Блинк через две недели (срок уже и без того дважды переносился). Книга скорей всего окажется сплошным дерьмом; мухлеж раскроется. Окончательно иссякнут деньги, а долги, наоборот, разрастутся. Придется снова подыскивать себе реальную работу. Последнее может оказаться проблематичным: руки у него особо ни подо что не заточены, последнему своему работодателю он напоследок пожелал обожраться говном, ну а любой, у кого он будет проходить собеседование, наверняка не устоит перед соблазном спросить: «А ну-ка постой: ты, случайно, не тот парень, автор книжки про то, что работать тебе уже никогда не будет надобности?»
Кого он дурит? Стоящий перед ним выбор – это все равно что выбирать между камнем и пуховой периной. И работа эта светит ему как пить дать (отказ сопряжен разве что с необходимостью топить по долгу службы щенят или еще что-нибудь в этом роде).
Но на случай поступления какой-либо новой информации, которая бы вовремя воспрепятствовала поступлению на службу к Строу – это если в самом деле придется выдавать книгу Марджори Блинк – Марк работал над ней с небывалой для себя интенсивностью.
– Я писатель, – вслух сказал он сам себе и, поднявшись с устеленного чехлами замызганного поддона, направился в ванную, где пол был шершав от ляпин цементного раствора. По дороге Марк миновал коричнево-малиновую глыбину французской плиты, обернутую слоем полиэтилена.
Бывали моменты – скажем прямо, по возвышенной пьяни или по обкурке, – когда ему казалось, что существует какой-то третий путь. Книга запоздала уже настолько, что, может, они согласятся опубликовать то, что он им предоставит. Великий труд, скрытый под легкомысленной обложкой. Хотя предположить можно и то, что в пределах этих двух недель он еще выдаст что-нибудь очень и очень толковое – во всяком случае, так Марка обнадеживал его ищущий ум. Кажется, это Джек Керуак[73] заряжал себе в машинку сразу рулон бумаги, или кто-то другой?