– Конечно. – Голос Петро звучал так, словно он подшучивал над ней.

– И то, что мне показала Правда, было безошибочным. – Она сжала губы. – Убить Джулию… было неправильным выбором.

– Э-э. Ваше Превосходительство, вам запрещено говорить о том, что вы видели в проходе.

Гиперия проигнорировала Камиллу.

– Я поняла почему. Почему Джулия была призвана и почему мне было отказано в праве первородства. Это была ваша вина. – Она посмотрела на жрецов. – Убив императора Эразмуса, вы погрузили чашу весов в хаос. Возможно, Дракон ответил тем, что выбрал другую группу претендентов для избрания. Мы, перворожденные, всю свою жизнь учимся быть сильными, безжалостными, боеспособными, могущественными и гордыми. Может быть, Дракон посмотрел на других – на чудаков, на мягких, на сломанных – и решил попытать удачу с одним из них. Какое-то время я думала, что только я одна была истинным кандидатом в море изгоев.

Голос Гиперии не дрогнул, когда две горячие слезы скатились по ее щекам.

– Но я была самым большим уродом из всех. Я убила свою любимую сестру, свою малышку. Зря.

– Ради трона, – подстрекала Камилла.

– Ради лжи.

– Ваше Превосходительство, вы доказали свою мудрость безо всяких сомнений. – Петро приблизился как будто к незапертой клетке с тигром. – Да, возможно, наши действия привели к некоторым… непреднамеренным побочным эффектам. Может быть, мы и вывели мир из равновесия, но вы это исправили. Вы в десять раз больше император, чем был Эразмус. Вы наш спаситель. Какая разница, если спасение основано на лжи?

Гиперия вытерла щеки, взяла бокал вина и произнесла тост.

– Тогда за империю. Пусть она долго процветает под моим правлением, – сказала она и выпила. Петро просиял.

Гиперия разбила бокал о край стола и одним ловким движением перерезала Петро горло. Мужчина, падая, опрокинул стул. Гиперия мгновенно оказалась рядом с ним, тепло его крови окрасило ее щеку и грудь, когда она снова и снова ударяла его между глаз осколком стекла. Лицо Петро превратилось в месиво; его руки перестали шарить по ее плечам, и бульканье прекратилось.

Камилла закричала. Гиперия знала, что у нее есть всего лишь секунда, прежде чем она застынет в стазисе. Молниеносно схватив поднос с напитками, она швырнула его в жрицу. Внимание Камиллы переключилось на летающий объект, и этих двух секунд хватило, чтобы прижать женщину к стене.

– Стража! – крикнула она, придавив Камиллу коленом и откинув голову жрицы назад. Другой рукой Гиперия размахивала острым окровавленным стеклом под подбородком Камиллы. Женщина всхлипнула, когда стражники ворвались в комнату, окружив Гиперию с обнаженными мечами. Камилла уже ничего не могла поделать.

– Петро. – Старая женщина оплакивала покойника. Эти двое, вероятно, были неразлучны с самого детства. Лучшие друзья, возможно, более близкие, чем большинство супружеских пар. Какая жалость – потерять другую часть себя.

Гиперия слишком хорошо знала это чувство.

– Да. Я стану такой, какой была рождена и воспитана, – прошипела она на ухо женщине. – Я буду императрицей, но законно коронованной. Не говорите мне, кто выиграл Испытание, это не имеет значения. Пока другие не умрут от моей руки, я не являюсь законным правителем.

Гиперия зашла слишком далеко и сделала слишком многое, чтобы принять ложь сейчас. Если бы она позволила это, позволила Петро жить, позволила Камилле свободу, позволила им убить остальных четырех ради себя, она навсегда осталась бы марионеткой.

Двуличность. Чистый хаос.

Она унаследовала великолепное дерево, кишащее червями. Гнилое до сердцевины.

Это было грязно.

Если Гиперия и жалела остальных четверых в этих камерах – даже Эмилию, ненавистное чудовище, каким она была, – то она заперла их.

Джулия. Твоя смерть будет иметь смысл. Я клянусь.

Гиперия придушила Камиллу, и глаза жрицы закатились. Без сознания. Гиперия подтолкнула ее к капитану. Руфус в шоке уставился на свою императрицу.

– Ваше Превосходительство? – сказал он.

– Заприте в ее покоях и приставьте к ней стражу. Свяжите ее с головы до ног. Прежде чем я покажусь толпе, остальные должны умереть. – Она расправила плечи. – Я должна быть той, кто сделает это.

Если другие погибнут от ее руки, то это ужасное видение горящего города не сможет сбыться.

Гиперия взяла корону и водрузила ее себе на голову. В самый раз. Она убрала меч в ножны и посмотрела на себя в большое зеркало, стоявшее в углу комнаты. Она была изысканна: женщина в черном атласе, с золотой броней, золотым мечом и золотой короной.

И лицо, и тело забрызганы кровью. Гиперия даже не потрудилась привести себя в порядок.

Она вступила в это Испытание золотой и кровавой.

Лучше закончить так, как она начала.

Эмилия.

Этот голос звучал в отдаленных пространствах ее разума, а Эмилия падала в бесконечную пустоту, и только этот голос мог ее поймать.

– Кто ты? – прошептала она, хотя не могла пошевелить губами.

Неужели не догадываешься?

Она уже давно перестала слышать остальных. Теперь остались только она и этот призрачный гость. Не ее отец. Не Алекс. Не Люциан. Тогда кто же?

В темноте открылся огромный оранжевый глаз рептилии с сужающейся черной щелью посередине. Он разглядывал ее душу; Эмилия чувствовала каждую ложь, которую она когда-либо говорила, каждое желание, которое она когда-либо вытаскивала наружу, и резкие лучи какого-то божественного света, освещавшие их. Несмотря на то, что она была прикована к кровати, ей хотелось упасть на колени.

Невозможно.

– У меня галлюцинации.

Возможно.

– Ты не можешь быть Великим Драконом. – Последние слова задрожали у нее в голове.

Я могу быть кем угодно. Возможно, это твое имя для меня.

Эмилия наполовину боялась, наполовину надеялась, что она просто сошла с ума.

– Тогда… тогда как я могу говорить с тобой сейчас? Почему никогда раньше в моей жизни?

Твоя душа слилась с душой твоего дракона, и когда я призвал его на Испытание, она соединилась со мной. У нас с тобой есть общая связь, которую иначе мы бы никогда не смогли установить.

– Значит, ты одобряешь это Императорское Испытание? – Она не могла сдержать жара в своих словах.

Не то, во что оно превратилось. Это Испытание, эта империя превратилась в искаженную версию того, что мы когда-то себе представляли. Даже сейчас, спустя столетия после моей физической смерти, я стыжусь того, что помог создать. Я исправлю эти ошибки.