– А Машенька ему: «Не садись на пенек, не ешь пирожок!»

– А почему? – тут же спросил мальчик.

Мама вздохнула и терпеливо ответила любознательному малышу:

– Потому что она сама забралась в кузовок.

– А почему?

– Ну, потому что она хочет домой вернуться, к бабушке и дедушке.

– А почему?

Мама засмеялась и посмотрела на Дениса, внимательно слушавшего их разговор.

– Потому что любит их, а не медведя, – подсказал он.

– А кто медведя любит? – тут же спросил ребенок.

– Медведя? – переспросила женщина.

– Медведя никто не любит, – вздохнул Денис. – Не за что его любить.

– Да ладно! – засмеялась мама мальчика. – Как это?

В это время над дверью за ее спиной мигнул огонек вызова.

– Вас, кажется, зовут, – сказал Денис.

Молодая женщина оглянулась на дверь кабинета.

– Да? Спасибо. – Она подхватила сумку и малыша. – Пойдем, умник…

Тут же отворилась дверь, около которой сидел Денис, и вышли мужчина с женщиной, которая несла на руках малыша лет полутора. Женщина крепко прижимала к себе ребенка. Выйдя в коридор, они переглянулись и оба облегченно вздохнули. Мужчина взял жену под локоть, и они поспешили к выходу.

Денис слегка постучал в дверь кабинета и заглянул, не дожидаясь ответа. В кабинете сидела одна женщина в белом халате и быстро перебирала пальцами по клавиатуре компьютера.

– Простите, можно? Я… гм… не записан.

Врач быстро взглянула на него и не сразу ответила:

– Записаны, еще как.

Денис медленно вошел, аккуратно закрыв за собой дверь, и внимательно глядя на врача.

– А как именно?

Врач усмехнулась:

– Как хроник. С рецидивами. Присаживайтесь.

Денис сел на кушетку напротив нее.

– И как все это понимать?

– Вы же спрашивали меня, кто я по профессии. Я вам сказала – детский врач, хирург. Помните?

– Помню. То есть вы хотите сказать, что вы… Или что я… – Денис замолчал.

– Вы хотите что-то спросить? – Лариса быстро дописала в компьютере историю болезни, выключила его и теперь смотрела на Дениса.

– Да, – кивнул он.

– Пожалуйста.

– Вы… я… – Денис смотрел на Лору, узнавая и не узнавая ее, и неожиданно вспомнил, как разлил вино на белую скатерть… Как упал на мостовой и лежал лицом на горячих пыльных камнях… Как Лора все держала его потом за руку выше локтя и вела куда-то… к какой-то машине, в которой он уснул…

– Советую начать с простых вопросов.

– Да. Конечно. Вам… Как вас называть все-таки?

– Лора, Лариса, как хотите. Лариса Геннадьевна.

– Вам звонил сегодня Женя?

– Нет. Еще что-то?

– Да. Конечно… Господи…

Денис оглядел кабинет. Белый шкафчик с прозрачными дверцами. В нем – немного инструментов и какие-то лекарства… На шкафчике и на столе – игрушки…

Он попытался собраться с мыслями. Надо было, конечно, сделать это раньше, за дверью. Или, увидев ее, сразу уйти отсюда и прийти… дня через два. Но не убегать же теперь? Хватит уже, набегался. Денис постарался взять себя в руки.

– Вы простите, я не очень готов к разговору…

– Не приготовились за пять лет? Или сколько уже прошло? – Она говорила почти доброжелательно.

Денис чуть приободрился:

– Пять. Значит, вы… Но как же… Я… Или я… Я не заказал убийство? Нет? Ну, не убийство, а что там я нес тогда… насчет прерывания… беременности…

– Почему? – Лариса встала, сняла халат, причесала у зеркала отросшие волосы. – Вы-то заказали, очень четко сформулировали, объяснили все мотивы и причины. Только выполнять некому было. Объясняли, что мужчина имеет такое же право на прерывание беременности, как женщина. Пытались свое право реализовать.

Денис поморщился. Как все-таки женщины умеют делать больно. Одним-двумя словами, точно попадая в самое уязвимое место, которое они прекрасно у тебя видят…

– Подождите… Ну… в общем, да… То есть, значит, вы со мной тогда, как с идиотом…

– Это главное сейчас? – Она опять села перед ним.

– Нет. Конечно, нет. Вы мне скажите, вы что-то делали?

– На ваши деньги? – засмеялась Лариса. – Ну да. Только я не уверена, что должна вам это рассказывать.

– Лариса… Геннадьевна… Я прошу вас…

– Зачем вам это?

– Я… был идиотом… Я был пьян… Потом я пытался вас найти… остановить… Правда пытался! У меня все так потом сложилось в жизни… вернее, не сложилось… Все как-то не так пошло… Вкривь и вкось… Я… я не знал, где ее искать, жива ли она… То есть я думал, что с ней что-то случилось, и не знал, с моей ли помощью… Прошу вас, Лариса, будьте милосердны, даже если я вызываю у вас только… ну, понятно что… Расскажите мне все, что знаете…

Лариса очень внимательно смотрела на Дениса, пока он с трудом формулировал то, что казалось таким простым, пока он не увидел ту, которой он тогда… Больше ведь никто и никогда не слышал от него таких слов, никто не знал о нем этого. Он надеялся, что не знал… Она встала, прошлась по своему маленькому кабинету и пересела на другой стул, чтобы лучше видеть его лицо.

Лора поехала в Израиль на конгресс детских врачей, потому что из всех хирургов своего отделения она одна хорошо знала английский. После трех дней обмена опытом, добрая половина которого в ближайшее время вряд ли могла ей пригодиться из-за проблем российской бесплатной медицины, финансируемой по остаточному принципу, участникам конгресса были даны два свободных дня. Лора бы с большим удовольствием сразу уехала обратно – ее ждали пациенты, мама, ее лучший друг – веселый и породистый доберман-пинчер, ложившийся ничком в Лорино отсутствие и страдавший до ее прихода. Но билеты трем врачам из России были куплены заранее, и Ларисе пришлось остаться.

Она почти не удивилась, когда позвонил ее сосед по даче, которого она знала еще мальчишкой. Он был младше ее лет на десять, поэтому они близко не дружили, но виделись на даче постоянно. Так всегда и бывает: стоит выехать за границу, как твой телефон вспоминают самые неожиданные люди, как правило, просто так – спросить, как дела…

– Лариска, я слышал, что ты в Израиле, и именно поэтому и звоню, – сразу предупредил Евгений. – Мамы наши активно перезваниваются перед началом посевной, и моя даже просила твою, чтобы ты привезла какой-то редкий инсектицид, то ли от гусениц, то ли от тли…

– Ну конечно, я поищу, – улыбнулась Лора.

– Да нет, ну брось, ерунда какая. Разберутся и здесь с тлей. Я вот что хотел тебя попросить. Ты ведь в Рамат-Гане, говорят?