Денис где-то жил, но его больше не было в ее жизни.

На второй год ей стало легче, почти прошли пустота, обида и боль. Малыш рос, начал ходить, говорить первые слова, и это было важнее, чем то, что нет рядом Дениса, который так всего этого и не узнал. И чем больше проходило времени, тем проще становилось. И пришла пора признаться себе: все, что было с этим человеком, – было зря, все долгие годы любви… И он вовсе не такой, каким казался Алене.

Наверно, каждый любит то, что в состоянии придумать. Влюбиться-то можно – за день и даже за секунду. А вот когда становится ясно, что собственное воображение сыграло с тобой не самую лучшую шутку, разлюбить за день невозможно. Но потом время проходит, и все становится не так важно. И уже не помнишь, как было когда-то больно.

Может, права была Кира, – не надо было сочинять эту глупость про летчика. Почему было не сказать, что он – биолог, ботаник? И вероятно, надо было даже, как советовала Наташка, взять и позвонить Денису, года два назад. Сказать – так, на всякий случай, что она поменяла квартиру, что мальчик растет умный и хороший… Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения. Сделано так, как было сделано, значит, по-другому в тот момент сделать было невозможно. И сам он ее не искал. Если бы искал – нашел бы, это не сложно. В огромной, бесконечной Москве можно спрятаться. Но она же не пряталась. Когда было страшно и непонятно – уехала. Но потом вернулась. Поменяла квартиру и жила в том же районе, что и прежде. Не искал, значит, ему это было не нужно. Он не хотел ничего знать о ребенке, о своем ребенке. И это было обиднее, чем его слова о том, что он не любит Алену. Одно дело – не любят тебя. Другое дело – твоего ребенка. Оказывается, это гораздо больнее.

Раньше она часто представляла их встречу, непременно случайную. Почему-то ей всегда казалось, что они встретятся зимой, холодной, солнечной. Она скажет Денису: «Вот твой сын…» А встретились в сентябре. И все оказалось по-другому. И она ничего не сказала. Она не испугалась. Она просто не хотела ничего ему говорить. И побыстрей увела Даню, чтобы Денис не спросил главного. Алена, против своей воли, оглянулась, увидела издалека, что с Денисом что-то не то, вернулась, вызвала «скорую», дождалась ее, но Денис этого всего так и не узнал. И не узнает уже никогда. Вот как, значит, судьба распорядилась…

– Так. Ну ладно, – остановила Алена собственные мысли и встала.

– Что? – Данила с тревогой и любопытством смотрел на мать.

– Сейчас, малыш…

– Ему плохо?

– Слушай, – посмотрела Алена на сына, – а что это ты так заинтересовался? Ну плохо. Совсем плохо. Вернее, ему уже никак.

Данила очень внимательно слушал, оставив игру.

– Мам, ты будешь плакать?

– Я? – Алена с ужасом почувствовала, что не сможет сдержать слез, это значит, придется все объяснять Даниле, иначе он не успокоится… – Нет, не буду… ни в коем случае… Просто… Данюша… он умер – этот человек…

– Почему умер?

– Не знаю, Даня. Это же совсем чужой человек. Он… – Алена открыла воду, умылась прямо на кухне, включила чайник. – Так. Ну хватит. Глупость какая-то. Будем теперь… Собирайся, пошли гулять. Я только быстро выпью кофе. А ты одевайся. И давай энергично, погода отличная…

Данила радостно подхватился:

– На площадку пойдем?

– Конечно. На дальнюю, где большие качели.

– Сегодня можно до неба покачаться?

Алена попыталась улыбнуться:

– Думаю, да… Есть все основания…

Данила вприпрыжку убежал одеваться. Алена крикнула ему вдогонку:

– Толстовку надень серую!

Она достала из шкафчика на стене засунутый между коробками с крупами небольшой фотоальбом. Открыв его, она долго смотрела на фотографию молодого Дениса: он улыбался, чуть прищурив глаза, точно так, делает сейчас Даня… Алена резко захлопнула альбом и вдвинула его на место, заставив баночкой со специями.

– Ну ладно, – вздохнула она. – Как все странно… Встретиться, чтобы проститься… Наверно, так нужно было. Ничего не бывает случайно. Денис, я тебе все простила. Теперь… простила. Что мне остается?

Несколько секунд она смотрела в окно, потом встряхнулась и быстро пошла в прихожую одеваться.

Алена стояла, прислонившись к красной стойке качелей. Надо же, сколько раз она здесь гуляла, и ей всегда казалось, что когда-то в лесу проложили тропинки, поставили скамейки, а на самом деле – как правильно и ровно растут деревья, чередуются в определенном порядке: березы, ели, сосны, ясени… Это же просто посадки, старые, ставшие похожими на настоящий лес… Что здесь было раньше? Поле? Пустырь? Или, может быть, старое кладбище?

– Мам, а этого… дядю… похоронят на кладбище? – с любопытством спросил Данила с качелей.

Алена вздрогнула. Уже не первый раз она замечала эту удивительную способность сына, передавшуюся ему, конечно, от нее самой. С близкими, с самыми близкими людьми ведь так просто общаться, чувствуя их без слов. Иногда, правда, это чуть-чуть пугает. Когда понимаешь что-то, тебе не предназначенное. Или, наоборот, как сейчас Даня услышал ее невысказанную мысль. Невысказанную и даже не до конца сформированную. Или… или же это просто совпадение?…

– Ну… конечно, – ответила она сыну.

– А если папа утонул, то, значит, его не похоронили на кладбище?

Алена взглянула на Данилу, качающегося стоя, и несколько секунд молчала.

– Ну наверно… Не знаю…

– Не зна-аешь? А его нашли? Я видел в кино, как вытаскивали труп из воды!

– Так, хватит. Может, ты сядешь?

Данила помотал головой.

– Мам!..

– Тогда крепче держись.

– А он правда утонул? – спросил мальчик через некоторое время.

– Правда, – сдержанно ответила Алена.

– Мам, а я похож на него?

– Немного. Глаза похожи.

Данила наконец сел на перекладину и перестал раскачиваться. Качели постепенно остановились.

– А он был герой, да, мам?

– Да. Папа был очень смелый герой. Отважный и честный. Поэтому он и погиб. Спасал других.

– Кого?

– Я не буду тебе по сто раз рассказывать. Давай вон с той горки вместе съедем, хочешь?

– Давай! – Данила радостно спрыгнул с качелей и первым забрался на высокую деревянную горку. – Я тебя буду держать, хорошо?

– Конечно! – улыбнулась Алена. Она села впереди, Данила – за ней и крепко ухватился за нее руками.

– Ты не бойся, хорошо, мам?

Алена посмотрела вниз и совершенно искренне ахнула:

– Ой, мамочки, высоко как…

Они съехали несколько раз, пока Даниле не надоело, потом он побежал к вертикальной лестнице с перекладинами.