– Мы знали.

– Все в порядке, – сказала Эмилия. – Мы не против. Не могу сказать, что вела себя намного лучше.

Джейк вскочил.

– Почему ты ничего не сказала, милая?

– Не знаю. Что нужно было сказать?

– Это было всего один раз, – пролепетала Марго. – Честное слово!

– Мама, это не имеет значения. Мы все облажались. Не беспокойся об этом.

Сколько ночей Марго провела без сна и в угрызениях совести.

– Как ты узнал?

– Я был в Сиэтле той ночью, помнишь? После встречи с Чиком Кориа не мог уснуть, поэтому вернулся домой раньше. Я увидел, как Джейк уходит, и вроде как догадался.

– И ты рассказал Эмилии? – спросила Марго, складывая все вместе.

– И я рассказал об этом Эмилии. На днях. А надо было еще кому-то рассказать?

– Это просто невыносимо.

Кармен, любительница скандалов, женщина, которую больше всего привлекал драматизм происходящего, та, которая чувствовала себя комфортнее в хаосе, сказала слегка пьяным голосом:

– А если начистоту, Марго. Посмотри на моего мужа. – Она указала на Джейка, словно демонстрируя его, как это сделала бы Ванна Уайт[94]. – Ты была бы сумасшедшей, если бы не откусила от этого прекрасного куска мужчины. А с моей стороны было бы неправильным не поделиться.

За большинством обеденных столов по всему миру этот комментарий мог вызвать самые разные эмоции, но в тот вечер на Красной Горе одна ухмылка превратилась в две, одна улыбка – в три, и через несколько секунд все громко смеялись.

Слова Кармен пересекли последнюю черту, и молчанию больше не было места за этим столом. Как и любая хорошая праздничная трапеза на Красной горе, смех привел к объятиям, а боль, вина и печаль покинули присутствующих, остались только любовь и дружба этих уникальных персонажей, каковых не было больше нигде. Их нельзя было сбить с ног; их души уже были стерты до крови. И как повелось здесь испокон веков, что бы ты ни делал, тебя не перестанут любить. Могут не разговаривать с тобой какое-то время, но всегда будут любить всем сердцем.

Позже вечером Эмилия, Эбби, Кармен и Марго, сидя рядом, болтали о женских штучках. Все ушли, кроме Джейка и Джаспера, которые играли в фойе: звуки акустической гитары и фортепиано проникали в столовую.

Эмилия удивлялась сама себе, что так быстро простила мать за интрижку и даже за ее несдержанность за ужином. Ей нравилось находиться среди них.

Эбби немного рассказала о Бруксе, о том, какой долгий путь они прошли, восстанавливая свои отношения. Потом повернулась к девушке:

– Почему вы с Джаспером не встречаетесь? Я не осознавала этого раньше, но вы двое такая милая пара…

Эмилия была застигнута врасплох и смущена, тем более что рядом сидела Марго. Она просто не знала, что сказать.

– Он действительно очарователен, – добавила Кармен.

Дочь подняла глаза к потолку.

– Джаспер, он… Я не знаю… в другом измерении, что ли. В то время как все мы, обычные тинейджеры, встречаемся друг с другом и попадаем в неприятности, Джаспер сосредоточен на своей музыке. Мы хорошие друзья.

И тут Марго огорошила:

– Ты же знаешь, что он одержим тобой, верно?

– Что? – не поняла девушка.

Марго, смутившись, на мгновение закрыла рот рукой.

– Не могу поверить, что сказала тебе это. Он точно убьет меня, если узнает.

– И что же он обо мне говорит?

– Он считает тебя прекраснейшей девушкой на земле.

– Почему он ни разу не пригласил меня на свидание?

– Посмотри на себя, милая, – чуть нараспев произнесла Марго. – Ты одна из самых красивых молодых женщин в мире. Тебя боятся.

– Она права, – согласилась Кармен. – Парни пугаются.

– Он любит меня как друга! Мы очень хорошие друзья!

– Послушай, Эмилия, – сказала Марго. – Позволь мне быть предельно откровенной. Ты ему нравишься. Он готов жениться на тебе хоть завтра утром. Но я не должна этого говорить, так что ты не можешь знать, что он чувствует.

– Думаю, мне придется подождать, пока он сам мне признается.

Они не стали углубляться в эту тему, однако Эмилия провела остаток вечера, удивляясь, как это она не заметила признаков того, что Джаспер заинтересовался ею. Ей все еще не верилось. Он был таким искренним парнем и таким взрослым… Почему он ничего не сказал?!

В субботу Джоан приехала к Отису и порадовала его поцелуем, традиционным для подростка, но более чем желанным для старика. Они ужинали вместе перед благотворительным концертом. Отис приготовил очень красочный стир-фрай[95], к которому намеревался подать рислинг[96] из немецкого Мозеля.

Ему хотелось выращивать этот сорт винограда, но он чувствовал, что не сможет оценить многообразия его вкуса, как немцы. Он любил его, но было даже приятно не производить его самому. Лучше оставить некоторые вещи на волю воображения. Он не хотел знать циклы роста, закономерности созревания и прочие хитросплетения выращивания рислинга, как других сортов – сира, каберне совиньон, марсан и вионье. Ему нужен был рислинг, чтобы тот продолжил свой таинственный путь через хорошие руки немецкого производителя и украсил коллекцию Отиса своими невероятными качествами.

Они с Джоан сидели за обеденным столом. Он зажег две свечи и поставил между ними блюдо с жареным картофелем, на котором также лежали овощи в соевом и имбирном соусе, немного риса басмати, посыпанного черным и белым кунжутом. Он подал тарелки, откупорил и разлил рислинг. Он любил рассказывать ей о своей винной коллекции, и у него в погребе было много образцов со всего света. Будь он проклят, если его омертвевшие чувства помешают ему выпить все до последней бутылки, прежде чем похоронное бюро сожжет его в крематории!

– Я впервые посетил Мозель еще в начале семидесятых, и я возвращаюсь туда почти каждый год. Это такое место, которое переносит вас в прошлое, древнее и прекрасное; это такая культура, которая все еще находится в контакте сама с собой. Кроме строящегося гигантского моста, который может принести некоторую модернизацию, регион не тронут. Эти вина дешевые и настоящие, и они создаются на виноградниках, которые были посажены сотни лет назад римлянами. – Он вскинул руки вверх. – Я бы не посмел выращивать рислинг здесь, в Вашингтоне. Многие это делают, но я бы не посмел. Рислинг принадлежит той местности на реке Мозель, где она крутая, холодная, а воздух влажен. Вырастить его и сделать плохое вино можно где угодно, но есть только несколько мест, которым он принадлежит, и именно там этот напиток получается истинным и правильным.