Политический контекст убийства Кеннеди лучше всего описал его предшественник в Белом доме.

За три дня до вступления Джона Кеннеди в должность президента, 17 января 1961 г., Дуайт Эйзенхауэр в своем прощальном послании предупредил о новой угрозе свободе, исходящей из США. В качестве ответной реакции на внешнюю угрозу Эйзенхауэр заявил: «Мы были вынуждены создавать масштабное производство вооружений. Кроме того, 3,5 миллиона мужчин и женщин заняты в военно-промышленном комплексе. Мы ежегодно тратим на оборону больше, чем совокупный чистый доход всех корпораций Соединенных Штатов.

Подобного сочетания огромной армии и мощной военной промышленности еще не было в истории Америки. Абсолютное влияние – экономическое, политическое, даже духовное – ощущается в каждом городе, в Палате представителей каждого штата, в каждом офисе федерального правительства. И мы понимаем насущную необходимость такого развития. Однако мы должны осознавать и серьезные последствия подобного шага. Наш упорный труд, ресурсы и деньги являются частью этого, как и сама структура нашего общества.

На правительственных совещаниях мы должны остерегаться принятия решений, направленных на получение представителями военно-промышленного комплекса неоправданно большого влияния. Сегодня существует риск губительного расширения такого влияния, сохранится он и в будущем.

Нельзя позволить такому мощному союзу ставить под угрозу наши свободы и демократические процессы. Мы не должны воспринимать все как само собой разумеющееся»{636}.

Сам Эйзенхауэр никогда не использовал президентскую власть, чтобы бросить вызов указанной им новой угрозе демократии. Он просто ярко ее обозначил, собираясь оставить свой пост. Таким образом он перепоручил вопрос решения проблемы своему преемнику.

За время недолгого правления Кеннеди военно-промышленный комплекс фактически увеличил свои доходы и усилил влияние. Начальная попытка Кеннеди разработать адекватный военный ответ на действия Советского Союза и его союзников, который был бы «более гибким», чем политика взаимного гарантированного уничтожения Эйзенхауэра, увеличил объемы контрактов Пентагона с американскими корпорациями. Но летом 1963 г. ведущие представители военно-промышленного комплекса почувствовали, что над ними сгущаются тучи. После выступления Кеннеди в Американском университете и быстрого подписания с Хрущевым Договора о запрещении испытаний ядерного оружия корпорации отчетливо увидели перспективу прекращения в недалеком будущем холодной войны между Соединенными Штатами и Советским Союзом. И Кеннеди, и Хрущев были готовы перенести свое противостояние разных идеологий в более мирные сферы. Кеннеди хотел добиться полного запрещения испытаний ядерного оружия, а затем синхронно начать его уничтожение. Он видел в Хрущеве заинтересованного партнера, желающего сократить непосильное для советской экономики бремя расходов на вооружение. Подобное американо-советское движение в сторону разоружения должно было привести к ослаблению власти сложившейся корпоративно-военной системы, на протяжении многих лет контролировавшей правительство США. В свою очередь в стремлении к миру Кеннеди начал рушить существовавшую систему власти, о которой предостерегал Эйзенхауэр, покидая Белый дом.

В 1962 г. Кеннеди уже нанес сокрушительный удар по основным позициям военно-промышленного комплекса во время стального кризиса. Конфликт явился результатом озабоченности Кеннеди ценами на сталь. Их повышение, по его мнению, «приведет к немедленному росту цен на все товары»{637}. Президент выступил посредником при подписании 6 апреля 1962 г. договора, согласно которому Объединенный профсоюз сталелитейщиков согласился с умеренным повышением заработной платы в United States Steel Company, принимая тот факт, что компания, сохранив прежние цены на сталь, может помочь подавить рост инфляции. Кеннеди позвонил в штаб-квартиру профсоюза и топ-менеджерам компании и поздравил и тех и других с достигнутым соглашением, которое «безусловно будет препятствовать росту инфляции»{638}. Закончив, он сказал своему советнику Теду Соренсену, что члены профсоюза «приветствовали и рукоплескали собственной жертве», тогда как представители компании встретили его «очень холодно»{639}. Это выглядело как предвосхищение будущего.

Роджер Блау, председатель совета директоров U. S. Steel, попросил 10 апреля 1962 г. о встрече с Кеннеди. В 17:45, сидя напротив Кеннеди, Блау сказал: «Возможно, легче всего цель моего визита сможет объяснить вот это…»{640}. Он вручил Кеннеди четыре страницы печатного текста. Блау знал, что пресс-релиз, который держал в руках президент, в это время офис U. S. Steel рассылал по всем СМИ. В нем сообщалось, что U. S. Steel «завтра в 00:01 повысит цены на стальную продукцию в среднем на 3,5 %…»{641}.

Кеннеди, прочитав заявление, тут же осознал, что U. S. Steel обманула и его, и сталелитейщиков. Он взглянул на Блау и сказал: «Вы совершили ужасную ошибку»{642}.

После того как Блау ушел, Кеннеди поделился плохими новостями со своими советниками. Те никогда прежде не видели его в таком гневе. «Мой отец всегда говорил, что все бизнесмены – сукины дети, но я не верил в это до сегодняшнего дня», – заявил он{643}. Его столь эмоциональное высказывание появилось в New York Times от 23 апреля{644}. И корпоративный мир его не забыл.

Он позвонил президенту профсоюза сталелитейщиков Дэвиду Макдональду и сказал: «Дэйв, вас обманули и меня тоже»{645}.

На следующее утро к U. S. Steel присоединилась и Bethlehem Steel, вторая по величине компания на рынке, а вскоре еще четыре производителя стали. В ответ Кеннеди использовал все имевшиеся у него возможности, чтобы вынудить сталелитейные компании вернуться к старым ценам. Он начал с Министерства обороны.