Такое объяснение вряд ли было приятно представителям бизнеса. Как известно, отец Джона Кеннеди, Джозеф Кеннеди – старший, будучи бизнесменом, стал первым председателем Комиссии по ценным бумагам и биржам при президенте Франклине Рузвельте. Как бывший игрок на бирже, хорошо знавший систему, старший Кеннеди расправился с финансовыми спекулянтами Уолл-стрит. Из-за его работы на Рузвельта некоторые из финансовых титанов 1930-х гг. считали отца Кеннеди предателем своего класса, «Иудой Уолл-стрит»{659}. В свете начавшейся борьбы Джозефа Кеннеди за государственный контроль над Уолл-стрит и сопротивления, с которым он столкнулся, в разговоре с Джоном он и назвал всех бизнесменов «сукиными детьми».

Подобную точку зрения своего отца президент Кеннеди в разговоре с журналистами «счел уместной для того вечера, [когда] всех нас обманули… Но это в прошлом. Теперь, я надеюсь, мы будем работать рука об руку»{660}.

Но надежда была тщетной, Джон и Роберт Кеннеди теперь пользовались дурной славой среди представителей крупного бизнеса. Стратегия Джона по отзыву контрактов Минобороны и агрессивная тактика расследований Роберта по отношению к влиятельным бизнесменам были для корпоративного мира непростительным грехом. В результате бескомпромиссного противостояния президента представителям сталелитейной промышленности – и, скорее всего, любой корпорации, решившей бросить ему вызов, – образовалась пропасть между Кеннеди и большим бизнесом, многие наиболее могущественные представители которого были связаны с военно-промышленным комплексом.

Иллюстрацией всей глубины враждебности корпораций к Кеннеди после стального кризиса может служить неподписанная передовица в Fortune, журнале для самых успешных, выпускаемом медиамагнатом Генри Люсом. Редакторы Fortune знали о решении исполнительного комитета совета директоров U. S. Steel поднять цены на сталь. В состав комитета входили менеджеры высшего эшелона таких крупных финансовых институтов, как Morgan Guaranty Trust Company, First National City Bank of New York, Prudential Insurance Company, Ford Foundation и AT&T {661}. Когда Роджер Блау вручил президенту провокационный пресс-релиз U. S. Steel, он сделал это от имени не только U. S. Steel, но также и от лица этих американских финансовых гигантов. И передовица Fortune вышла с интригующим вопросом: зачем финансовые круги, стоящие за U. S. Steel, заявили о повышении цен таким образом, «провоцируя президента США на резкую и демагогическую критику?»{662}

Выступая с позиции обладателя инсайдерской информации, которой издание на самом деле не обладало, Fortune ответил на собственный вопрос: «Есть теория, не имеющая прямых доказательств, что Блау действовал как “политик”, а не просто как бизнесмен, отстаивающий интересы рынка». Согласно «этой теории», предшествующее событиям обращение Кеннеди к руководителям сталелитейных компаний о сохранении прежних цен, приведшее к заключению соглашения между компанией и профсоюзом, несло в себе «для всей отрасли угрозу контроля цен путем грубого нажима. Ради спасения своей компании, отрасли и страны в целом Блау искал способы сломать установившуюся до последнего времени между правительством и бизнесом мягкую “гармонию”»{663}.

Говоря простым языком, президент действовал слишком как президент, а не просто как некий государственный служащий, который признателен власть имущим. Таким образом U. S. Steel от имени еще более могущественных финансовых кругов дразнила Кеннеди, чтобы поставить его перед выбором: согласиться с любым ростом цены и утратить доверие или отреагировать так, как сделал он, с возможностью вернуть прежнюю цену и настроить весь деловой мир против себя. Его реакция непоколебимого борца тогда подтвердила наихудшие опасения корпоративной Америки:

«Угроза контроля путем грубого нажима была не просто пугалом, а подтверждалась тоном реакции президента Кеннеди и угрозами общего преследования бизнеса правительством после нанесенного оскорбления»{664}.

Таким образом, стальной кризис с точки зрения Fortune угрожал президенту – борцу с бизнесом – разделить судьбу Юлия Цезаря. Как писал Шекспир, Цезаря предупреждал о скором убийстве предсказатель: «Бойся мартовских ид!» Fortune сделал Кеннеди собственное предупреждение, озаглавив передовицу: «Сталь: апрельские иды».

Министерство юстиции Роберта Кеннеди продолжало свое антитрестовское расследование в отношении сталелитейных компаний. В конечном счете в 1965 г. U. S. Steel и еще семь компаний были вынуждены заплатить огромные штрафы за ценовой сговор в период с 1955 по 1961 г.{665} Стальной кризис сделал Джона и Роберта Кеннеди врагами Уолл-стрит. На президента смотрели как на диктатора. Как написала Wall Street Journal через неделю после того, как сталелитейщики сдались: «Правительство установило цену. И это было сделано под давлением страха – грубой силой, угрозами и руками агентов госбезопасности»{666}. U. S. News and World Report вынес на первые полосы в выпуске от 30 апреля 1962 г. статью, направленную против Кеннеди, озаглавленную «Плановая экономика», в которой автор заявил, что президент действовал как советский комиссар{667}.

Генеральный прокурор Роберт Кеннеди стал символом «безжалостной власти» по отношению к титанам бизнеса, чьи корпорации, как он обнаружил, нарушали закон. СМИ, подконтрольные тем же бизнесменам и финансистам, описывали Роберта Кеннеди исключительно как безжалостного политика на протяжении всех шести лет до самой его гибели.

Став персоной нон грата для экономической элиты США, Джон Кеннеди тут же обрел популярность среди другой категории граждан. Он сказал 8 мая 1962 г. в своем приветственном слове съезду профсоюзов работников автомобильной промышленности:

«На прошлой неделе, после разговора с Торговой палатой и президентами из Американской медицинской ассоциации, я начал задаваться вопросом, как меня избрали. И теперь я вспоминаю.