замешательство привели жителей отдаленной африканской деревни плакаты, сделанные для их обучения. У них не было ни газет, ни книг, ни телевидения. Тогда я специально расспрашивал жителей, что, по их мнению, изображено на плакате с гигантским глазом, и ответы сильно разнились – одни говорили, что это восходящее солнце, другие – что перед ними здоровая рыбина, хотя на самом деле картинка должна была показать, как защитить глаза от пыли и грязи. В конце концов я повесил четыре обучающих изображения рядом, намеренно перевернув одно из них вверх ногами, и попросил нескольких человек определить, какое изображение перевернуто, – это удалось лишь трети опрошенных. Кажется, они видели эти плакаты примерно так же, как мы воспринимаем абстрактную живопись. И мне стало ясно, что глупы не жители деревни, а приехавшие издалека медработники, которые не могут представить себе, что образы нашей цивилизации совершенно непонятны местным жителям. Или вот почему молодые воины масаи, сильные крепкие мужчины, не могут подняться по небольшой лестнице из четырех ступеней в передвижной лазарет, где разместили небольшую лабораторию и рентгеновский аппарат? Они ощупывали ногами ступени и со страхом продвигались вверх так, будто им пришлось шагать по сырым птичьим яйцам. Возможно, они ступали именно так, руководствуясь своими представлениями о табу и преградах, которых не понимали медики, да и я тоже.

Мысль о том, как формировать образы для далекого будущего, никогда не оставляла меня. Может случиться и так, что в будущем не останется письменности, да и вообще никакого представления об исторических связях. Я говорю об интервале примерно в сорок тысяч лет – таком, какой разделяет пещеру Шове и наше время. Исчезнут книги, интернет, изменятся созвездия, ковш Большой Медведицы будет казаться заметно более растянутым. Для предупреждения об опасности ядерной свалки в Нью-Мехико кто-то придумал генетически изменить местные кактусы, чтобы они стали кобальтово-синими и сами превратились в предостережение, но ведь за десятки тысяч лет эти кактусы могут распространиться по всей Северной и Центральной Америке.

Чтение знаков, считывание игры футбольной команды-соперника, чтение мира в самых разных аспектах занимали меня всегда. Эта тема звучит уже в истории о Каспаре Хаузере (фильм «Каждый за себя, а Бог против всех», 1974), где главный герой только подростком попадает в общество, как если бы он свалился с луны и не подозревал ни о деревьях, ни о домах или облаках и не имел понятия о языке и о том, что существуют другие люди помимо него самого. В фильме «Земля молчания и тьмы» (1971) я старался передать, как слепоглухие люди воспринимают мир, и позднее со мной связался невролог и писатель Оливер Сакс. Он был настолько впечатлен фильмом, что приобрел собственную 16-миллиметровую копию, чтобы показывать кино студентам. Еще раньше я прочитал его книгу «Пробуждения», где он описывает пациентов, сорок лет находившихся без сознания – после перенесенного гриппа, испанки, – а потом внезапно, благодаря новому лекарству, проснувшихся в реальности, где уже произошла следующая мировая война, где огромное множество пассажиров летает самолетами, где есть телевидение и атомная бомба. Я расспрашивал Сакса о природе сна, о гипнозе. Он видел мой фильм «Стеклянное сердце» (1976), где показано мое видение гипноза. С ним, как ни с кем другим, я мог во всех тонкостях обсуждать расшифровку и понимание знаков линейного письма Б.

Линейное письмо Б – письменность бронзового века, известная по табличкам из обожженной глины с острова Крит и некоторых материковых поселений – Пилоса и Микен. Вот пример этого письма, взятый из опубликованной в 1956 году книги Майкла Вентриса и Джона Чедвика «Документы на греко-микенском языке»[53]:

На мой взгляд, расшифровка линейного письма Б – одно из величайших культурных и интеллектуальных достижений человечества. Поначалу было неясно, к какому языку относятся знаки, но среди них встречались повторяющиеся сочетания с различными окончаниями, в которых были распознаны падежи, указывающие на принадлежность языка к индоевропейской группе. На этрусском, например, алфавит которого очень близок к латинскому, мы умеем читать, произносить звуки вслух, но самого языка при этом не знаем. Скорее всего, это язык не индоевропейский, и мы никогда его не поймем, если только к нам в руки не попадет что-нибудь наподобие Розеттского камня. В линейном письме Б более семидесяти различных символов, и поэтому ясно, что оно должно быть слоговым. Есть в этом языке и некоторые идеограммы: например, чтобы обозначить кувшин или колесную повозку, соответственно рисуют одно или другое. Обозначения цифр в десятичной системе были распознаны довольно быстро. Оставалось ответить на два вопроса: какие звуки соответствуют слогам и на каком языке написаны таблички? Майкл Вентрис, архитектор, участвовавший в расшифровке секретных сообщений немецких люфтваффе во время Второй мировой, использовал логические сетки, которые постепенно заполняли все больше пробелов, а Джон Чедвик, изучавший ранние древнегреческие тексты и диалекты, позднее пришел к убедительному логическому заключению, что это должна быть какая-то архаическая форма древнегреческого языка, имевшая хождение за семь-восемь веков до Гомера.

К сожалению, сами надписи оказались далеки от текстов Гомера или Софокла и передавали не поэзию, а бухгалтерию: кто кому сколько должен мер зерна или оливкового масла и в уплату за что, кто что пожертвовал на религиозный праздник, кто сколько должен заплатить за те или иные полевые работы. Не все было понято и переведено полностью, но ведь предшествующее хронологически линейное письмо А до сих пор сопротивляется всем попыткам расшифровки – предположительно как раз потому, что это другой, неизвестный, пока не поддающийся классификации язык. Мой дедушка Рудольф, Майкл Вентрис, Джон Чедвик, Оливер Сакс и где-то с краю я сам в роли очарованного зрителя – вместе мы могли бы составить прекрасную команду расшифровщиков в каком-нибудь невообразимом мире мечты и волшебства. А величайшая из всех подобных загадок – Фестский диск: это глиняный диск, тоже с Крита, покрытый знаками оригинального спиралевидного письма, которое ни в каких находках более не встречается, кроме нескольких крошечных фрагментов. Для меня он символизирует ограниченность наших возможностей в чтении мира – мира в целом таинственного. Были шарлатаны, утверждавшие, что расшифровали текст диска, но прочитать его в действительности не смогут и самые мощные суперкомпьютеры будущего. И когда приходит некто и заявляет, что расшифровал текст Фестского диска, мы точно знаем, что перед нами мошенник или безумец.

33. Медленное чтение, долгий сон

В моих увлечениях нет ничего эзотерического. Все они связаны с фундаментальными проблемами того, кто мы такие, – ведь и когда мы говорим о близнецах, мы исходим из того,