– Мой отец хотел отдать меня в церковную школу. А я подался во флот в надежде что-то доказать. Однако не так давно мне пришло письмо. Оказалось, лихорадка унесла его жизнь. Страшнее всего то, что я ничего не почувствовал. Лишь вернулся в Лондон. Вложил средства в Ост-Индскую компанию и… стал ее акционером.

Кеннет упивается собственным величием и историей, которая дала ему полный контроль над крупным состоянием отца, главным было умело вложить его.

– Занятно. Все бегут в море не от лучшей жизни, но натыкаются на еще более паршивые вещи. – Моргана садится на край плетеного кресла, подобрав весь ворох своих юбок. История Бентлея не особо вдохновляет. Она не кажется такой трагичной, как ее собственная, но каждый человек свою ношу будет считать тяжелее чужих.

Нассау остается позади. Десятый день они идут по проложенному Морганой маршруту. Им предстоит сделать промежуточную остановку где-то через неделю, если все сложится идеальным образом. По крайней мере, каждый из своеобразной команды рассчитывает на благополучный исход. В том числе Моргана. Однако с каждым днем ей становится все неспокойнее. Она вычеркивает из головы милю за милей, ощущая, как приближается к своей цели. После остановки они шагнут в неизбежность, и до Сферы останется только рукой подать. Протяни да схватись за древнее сокровище.

Ее жизнь переменится. И тем тяжелее осознавать, что в конце ее ожидает выбор. Тот самый, о котором не расскажешь лучшему другу ни под каким предлогом. Ведь тогда Колман покрутит у виска и скажет, что у нее совсем поехала крыша – вот так бросать задуманное просто неразумно. В том числе это будет предательством по отношению к себе, но в первую очередь, конечно, к родине. Ведь все это долгое путешествие, унизительное сотрудничество с англичанами и едкий оскал в ответ на раздражающие замечания Спаркса нужны лишь ради Ирландии.

Моргана прижимает к носу белоснежный платок, кровь уже не струится, она засохла коркой над верхней губой, затвердела красным пятнышком на ткани. Черт бы побрал это странное кровотечение в дни, когда голова раскалывается надвое, словно по ней стучат трудолюбивые камнеломы. И помимо боли стуком отдаются в голове и мысли. Она не хочет выбирать.

За все то время, что они провели вместе, лорд Ост-Индской торговой компании приятно изменился. Он уже не кажется Моргане столь раздражающим. И его портреты, выведенные в дневнике, лишь подтверждают это. Все чаще Бентлей посещает голову Морганы, пролезает змеей в ее затуманенный разум на рассвете или перед самым сном. Он все еще чопорный, не понимающий шуток и не знающий меры в своих амбициях англичанин, но сердце готово остановиться. И все сложнее дышать даже при малейшем разговоре с ним. Кеннет далек от идеального образа мужчины, выстроившегося у Морганы за столько лет, но он не лишен своих достоинств. Грустная улыбка трогает губы капитана.

– Принес виски. Последняя бутылка из моего личного запаса.

В каюту входит Колман. Ирландец по привычке широко распахивает дверь и наклоняет голову, чтобы не удариться затылком о косяк. Моргана не настроена пить, но забота Колмана греет душу. Мерфи считает: виски лечит все в ирландской медицине, и не Моргане с ним спорить. Он, видите ли, последователь какого-то известного лекаря, и все болезни можно излечить либо алкоголем, либо опиумом.

– Спасибо, deartháir[37]. Сегодня я не буду.

Неодобрительно ирландец качает головой и все равно ставит виски на стол. Даром что не откупоривает, чтобы алкоголь не выдохся. Подобную баланду даже мертвый пить не станет.

– Неважно выглядишь, – констатирует Колман, потирая щетину.

– Точно так же себя и чувствую.

Капитан комкает платок и бросает его на стол. Она проводит руками по волосам, откидываясь на спинку кресла.

– Скоро будет буря.

– Да, ветер усиливается, а шторм никак не получится обойти. Придется, ядрена вошь, пороть напрямую. Уж нынче сам дьявол хочет утащить нас на дно.

Моргана презрительно фыркает. Если Морской Дьявол хочет отвернуть ее от цели, то пусть лучше передумает. Потому что О’Райли просто не готова уступать. По крайней мере, не этому дьяволу точно.

– Я встану за штурвал.

– Ты в любой момент издохнешь, дурная. Сиди в каюте, твой отец мне спасибо не скажет, если ты отправишься на тот свет раньше него.

Хлопок. Ладонь Морганы опускается на стол поверх книги Джонатана Свифта. Испепеляющим взглядом капитан сверлит квартирмейстера. Кончик шрама на подбородке кривится. И Колману ничего не остается, как шумно выдохнуть. Без слов он понимает Моргану. Привык уже, что лучше не тягаться. Даже побитая жизнью, даже с похмелья, лишенная одного глаза, Моргана все еще остается проворным рулевым. Пожалуй, лучшим на корабле. Она быстро усвоила одно правило: когда ты женщина, тебе нужно стараться в два, а то и в три раза больше, чтобы просто добраться до знаний. И когда удается к ним прикоснуться – нужно вгрызаться зубами, отдирать лучшие куски. Она училась всему, чему только могла, понимая, что при первой же возможности, узнав, что между ног у нее не болтается член, от нее предпочтут избавиться. Свое место на палубе еще нужно было заслужить. И она заслужила, благо никогда не была дурой.

Колман садится на табурет, упирается локтями в колени. Он не будет противиться приказам Морганы, но не потому, что боится ее гнева, а потому, что никогда не сомневается в принимаемых ирландкой решениях. Уж ему она доказала не только свою решительность, но и умение справляться с проблемами и переносить все тяготы жизни. Если бы кто-нибудь в прошлом сказал Колману, что вместо работы на унылой конюшне с лошадьми он будет выполнять приказы женщины, да еще и на корабле, ирландец бы посмеялся и пошел дальше таскать воду с колодца до поилок. Он никогда бы не поверил, что увидит Моргану не беззаботно сияющей и звонко смеющейся в тени деревьев и пышных кустов, а рыдающей на коленях с грязной тряпкой у лица, исполосованной шрамами вдоль и поперек. Кайджел всегда просил ее оберегать. И Колман не справляется, все чаще видя, как в ирландской девице просыпается та, кем ее нарекли. А божество не сберечь. Попадаться под раскаленный меч опасно.

Порывисто, резко Моргана встает из кресла. Колман дергается, стремясь подняться, потому что боится, что она пошатнется от качки, от постоянно ноющих висков. В первый год после потери зрения Моргана заново училась жить: не просто хвататься за предметы, а стрелять и сражаться, не падать от кружащегося мира, чтоб не выворачивало наизнанку за борт при сильных волнах. Мерфи все боится, что его капитан в один момент снова станет хрупкой соломинкой, тонкой веточкой, которую переломить не составит никакого труда, но Моргану это не оскорбляет.