Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же в последнее время Моргана слишком сильно переменилась. Несомненно, стала другой. Это не укрывается от глаз внимательного квартирмейстера, впрочем, О’Райли и не пытается.
– Ты так и не рассказала, что произошло в Нассау. И почему я в числе последних узнал, что наш капитан, оказывается, плясала на балу в доме губернатора.
Моргана дергает плечами, накидывает камзол и затягивает ремни. Одна только ее фигура демонстрирует неприкрытое раздражение и недовольство. О’Райли если не захочет, то из нее не вытянешь клешнями слов и оправданий. Но, видимо, она сегодня чуть более благодушна, чем может показаться изначально. Капитан потирает запястья, прежде чем серьезно начать:
– Лорд, – Колман вскидывает лохматую бровь, не слыша возмущения в голосе капитана, – решил сделать мне подарок и устроил бал. С чего-то он решил, что я так заскучала по тому балагану, обычно творящемуся на таких вечерах у нас дома, что сочту за честь стать его спутницей на празднике его собственного величия.
На лице Морганы тенью мелькает пренебрежение, она не берет в руки шляпу с перьями, а предпочитает накинуть на голову капюшон из парусины, криво пришитый к вороту. Если начнется дождь, так хотя бы какое-то время не будет заливать глаза. О’Райли поправляет на поясе шпагу, она готовится к тому, что сегодня буря будет особенно жестокой. Шторм – это большое испытание даже для опытного капитана, и каждый молится, чтобы их в его жизни было как можно меньше.
– Но, оказывается, подарком был не сам бал, к которому все готовились. Мы слишком долго стояли в порту потому… – Моргана выдерживает долгую паузу. Она глубоко вдыхает, не уверенная, что Колману вообще нужно знать про это. Но разве принято скрывать от лучшего друга столь важные вещи? О’Райли перекатывает мысль как шарик, и кончики пальцев вновь обжигает, словно под ними опять теплая сальная кожа Риделя.
Мерфи ждет продолжения, не отводя глаз цвета пожухшей зелени. Моргана кивает:
– Там быль Ридель. Тот самый ублюдок, исполосовавший меня. Один из.
Колман стискивает ладонь в кулак, и капитан спешит его успокоить, стиснув плечо. Только такое прикосновение может угомонить буйного квартирмейстера, он затихает, не успев распалиться окончательно.
– Это Кеннет его пригласил? И для чего, спрашивается, focáil sasanach это сделал? Давно пора рассечь его безобразно ослепительное личико да протереть им пару разочков палубу, чтобы не вытворял невесть что.
Короткий смешок. О’Райли треплет Колмана по волосам.
Ей всегда хотелось быть рыжей, иметь на носу веснушки – поцелуи солнца, зеленые глаза, уметь отборно ругаться и изъясняться столь же заковыристо, как и Мерфи. Тогда бы она была идеальным примером ирландской женщины и была бы похожа на Энн Бонни. Но ей достались от отца холодные черты и темные волосы.
– Он притащил его, чтобы я смогла поквитаться. И я вырезала ему глаз, раздавила и размазала по ковру.
Ледяным спокойствием в душе отзываются события, произошедшие несколькими днями ранее. Видимо, совесть, взывающая к просветлению, намного тише всепоглощающей жажды устранить каждого, кто причастен к ее слепоте. Они заслуживают смерти. В сущности, она и не знает, что случилось с Гэвином Риделем, когда она покинула библиотеку, но если Кеннет заставил Оливера Спаркса замести за ней следы, то, вероятно, того больше нет в живых.
Она не чувствует жалости, лишь злорадное удовлетворение, расцветающее в груди.
– Кеннет сам привел к тебе Риделя? – недоверчиво интересуется Колман. – Не кажется ли тебе, что это какая-то дурь? С чего бы светилу Ост-Индской приводить к тебе твоих же обидчиков? Откуда он вообще узнал, что Ридель тебя изувечил?
– Я сама сказала ему. Когда мы только заключали этот сраный договор о сотрудничестве. Условием было, что мне предоставят трех английских офицеров, я назвала фамилии. И Кеннет сказал, что постарается разобраться с ними в суде, но… Но какой к чертям собачьим суд, если никто не будет разбираться с тем, кто там ослепил девчонку на один глаз?
Теперь уже очередь Колмана перехватывать тонкие пальцы капитана. Квартирмейстер встает с табурета и приобнимает Моргану за плечи – они были лучшими друзьями с Кайджелом, если молодой благородный лорд вообще может быть другом простому рабочему парню, и эту привычку он перенял у него. Иглой терновника прошлое колет сердце.
– И вместо суда он подарил тебе расплату? Благородно, мать твою, ничего не скажешь. Лишь бы подставой не оказалось. Даром что мы с ним скоро распрощаемся.
– Думаешь, он хотел меня подставить? – Моргана хмыкает, прокручивая на пальце кольцо с печатью.
– Черт знает. Но Кайджел завещал быть осторожными.
Кайджел. Он вообще слишком много завещал, словно знал всю жизнь наперед. Давал советы, которые пригождались не раз, видел будущее, в которое ему никогда не шагнуть. И на душе скребутся кошки, а где-то в желудке копошатся старые переживания, сродни мелким личинкам опарышей и трупным червям. Она скучает по нему. Невыносимо скучает. И это единственная причина вернуться в родное поместье – взглянуть на его могилу и обнять плиту, под которой уже несколько лет покоится то, что когда-то было ее братом.
– Ладно. Не важно. Идем. Помолимся и понадеемся не сдохнуть, – безрадостно усмехается Моргана.
В конечном счете они ирландцы, а удача их любит. Капитан и квартирмейстер покидают каюту.
Все начинается как обычно: сначала небо затягивается серыми тучами, мелкие капли срываются и ударяются то тут, то там об идеально начищенные, но местами уже подгнившие половицы верхней палубы. Гладь моря чернеет, мутнеет, как забытое на чердаке зеркало. Так же хмурится и Моргана. Корабль скользит, словно перекатываясь по волнам. Покой медленно отступает, оставляя после себя лишь воспоминания – сладкое послевкусие надежды на завтрашний день.
О’Райли поднимается на капитанский мостик, чтобы сменить рулевого, а Колман громко и отчетливо командует сворачивать паруса и готовиться к неизбежному. Обогнуть надвигающуюся бурю невозможно, и Моргана с неудовольствием подмечает, что сегодня она не готова оказаться в числе смытых за борт.
– Иди, Джек, с тебя хватит.
Матрос кивает капитану. И, передав штурвал, спешит покинуть мостик, лишь бы убраться в трюм и начать молиться. А это самое логичное, что можно сделать в такой ситуации. Потому что если Бог не откликнется, ты останешься хотя бы честен перед самим собой – а это, пожалуй, важнее всего остального. Моргана кладет ладони на штурвал, стискивает его, пропуская мимо глаз суетящихся матросов, то и дело поднимающих головы к небу.
Несколько тяжелых капель падает на нос капитана, и она небрежно отирает воду тыльной стороной ладони. По палубе вышагивает Бентлей, оглядывается по сторонам. И лучше бы его тут не было, но лорду вечно нужно быть свидетелем всего.