стран Европы и Азии. Освободительная миссия за пределами нашей страны стоила жизни более миллиона советских солдат, покоящихся в земле Польши (более 600 тыс.), Венгрии (140 тыс.), Чехословакии (около 140 тыс.), Германии (почти 102 тыс.), Румынии (около 69 тыс.), Австрии (26 тыс.), Китая (около 9,3 тыс.), Югославии (около 8 тыс.), Норвегии (3,4 тыс.), Болгарии (977 чел.), Северной Кореи (691 чел.)[1013].

Война оставила после себя миллионы раненых, искалеченных, потерявших здоровье на войне. По состоянию на 1 июля 1945 год на излечении в госпиталях находилось более миллиона человек. Среди 3,8 млн человек, уволенных в годы войны из армии по ранению и болезни, 2,6 млн стали инвалидами[1014]. Специфика войны и оккупации привела к появлению особых демографических категорий населения. По материалам ставки Гитлера, к концу войны на советской территории побывали почти 11 млн немецких военнослужащих, от которых родилось около 3 млн детей. По данным ФРГ, в советской зоне оккупации от военнослужащих Красной Армии немецкие женщины родили около 292 тыс. детей[1015], к концу войны в европейских странах было порядка 30 тыс. советских женщин, вышедших замуж за иностранцев и имевших от них детей[1016].

Огромная территория на западе СССР к маю 1945 года лежала практически в руинах. Материальный ущерб, нанесенный стране войной, был равен потери почти 30 % ее национального богатства. (Для сравнения: в Великобритании – 0,9 %, в США – 0,4 %.) Враг полностью или частично разрушил 1710 городов и поселков, более 70 тыс. деревень, около 6 млн зданий; лишил крова 25 млн человек. Были уничтожены почти все находившиеся на этой территории заводы, фабрики, шахты, 65 тыс. км железнодорожных путей, разграблены музеи и библиотеки. Восстановление хозяйства к концу войны свелось здесь большей частью к разборке завалов, ремонту сохранившихся сооружений, вводу в строй предприятий, наименее пострадавших от разрушений, или крайне необходимых для военных и хозяйственных нужд. Были восстановлены железнодорожные пути. К концу войны промышленность освобожденных районов обеспечивала выпуск только 30 % объема довоенного производства[1017].

К концу войны со всей остротой встала проблема репатриации на родину пяти миллионов советских граждан («перемещенных лиц», включая военнопленных, «восточных рабочих», узников концлагерей, военнослужащих в немецких формированиях и пр.), оказавшихся за пределами СССР и оставшихся в живых. Согласно соглашениям в Ялте, «перемещенные лица» должны были в обязательном порядке возвращаться на родину. До 1 марта 1946 год в СССР были репатриированы 4,2 млн советских граждан (2,7 млн гражданских лиц, 1,5 млн военнопленных). В результате разлада между союзниками обязательный принцип репатриации начал нарушаться сначала в отношении «западников» (граждане из районов СССР, присоединенных после 1939 г.) а затем и «восточников». «Невозвращенцы» составили так называемую «вторую волну эмиграции из России» на Западе. В 1952 года численность этой волны эмиграции (в основном не желающих или просто побоявшихся возвратиться в СССР) составила около 620 тыс. человек. Из них 140 тыс. – это бывшие советские немцы, принявшие гражданство ФРГ, и примерно 4 тыс. бессарабцев и буковинцев, ставших гражданами Румынии[1018].

Судьба тех, кто был возвращен в СССР, также оказалась непростой. Сталинское руководство опасалось, что длительное бесконтрольное пребывание советских людей за границей повлияло на их мировоззрение и политические настроения. «Контраст между уровнем жизни в Европе и у нас, контраст, с которым столкнулись миллионы воевавших людей, – писал К. М. Симонов, – был нравственным и психологическим ударом, который не так легко было перенести нашим людям, несмотря на то, что они были победителями в этой войне»[1019]. Этот контраст мог стать основой «низкопоклонства перед Западом», распространения которого среди советских людей очень опасались во властных структурах страны. Им же была порождена особая настороженность властей к согражданам, побывавшим в годы войны в капиталистических странах Европы.

Этапом возвращения к родным домам для всех этих лиц стали сборно-пересыльные пункты Наркомата обороны (НКО), проверочно-фильтрационные пункты НКВД (для гражданских лиц), специальные запасные части военных округов (для военнопленных – бывших военнослужащих Красной Армии). Выявленные в результате проверки «преступные элементы» (служившие у немцев), а также «внушающие подозрение» направлялись в проверочно-фильтрационные лагеря НКВД, «для дальнейшей проверки», или же прямиком в исправительно-трудовые лагеря. В итоге 2,4 млн репатриантов было направлено к месту жительства, 801 тыс. – призвано в армию, 608 тыс. – зачислено в рабочие батальоны НКО и около 273 тыс. (среди них 123 тыс. офицеров) передано в лагеря НКВД[1020].

Особая участь ждала «власовцев» и всех коллаборационистов. По законам военного времени многих стран, лицам, перешедшим на сторону противника, полагалась смертная казнь. Смягчая правило, советское руководство заменило эту меру для большинства рядовых коллаборационистов заключением или ссылкой на шестилетнее поселение. Клеймо изменника стало для них позорным и страшным. Работа по их выявлению и наказанию продолжалась долгие послевоенные годы. Среди заключенных лагерей и колоний числилось 335 тыс. «изменников родины» (на 1 января 1951 г.), среди спецпоселенцев, по данным на март 1949 года – 112 882 «власовцев» (без арестованных и бежавших). Национальный состав этих «власовцев» выглядел так:

Среди власовцев были немногочисленные группы таджиков, киргизов, башкир, туркменов, поляков, калмыков, адыгейцев, черкесов, лезгин, евреев, караимов, удмуртов, латышей, марийцев, каракалпаков, аварцев, кумыков, греков, болгар, эстонцев, румын, ногайцев, абхазов, коми, даргинцев, финнов, литовцев и др.[1021]

Суровое наказание ожидало и тех, кто запятнал себя сотрудничеством с немцами в оккупированных областях. От проверки, проводимой карательными и политическими органами, не остались в стороне партизаны и подпольщики. В освобожденных районах граждане обязаны были в 24 часа сдать оружие и военное имущество. Уклонение влекло за собой лишение свободы, а при отягчающих обстоятельствах – расстрел. Особое внимание обращалось на мужчин призывного возраста. Выяснялось, почему они оказались на оккупированной территории, примкнули или нет к партизанам, как проявили себя в их рядах. Почести и продвижение по службе получали известные участники борьбы с оккупантами. Поэтому у некоторых появился соблазн представить себя активным партизаном или подпольщиком без должных на то оснований. Пытавшиеся «примазаться» к партизанской славе рисковали попасть в весьма неудобное положение после соответствующих проверок.

Следствием войны были вооруженные антисоветские националистические организации на территориях, вошедших в состав СССР незадолго до ее начала, главным образом в Западной Украине и Прибалтике. Сотрудничавшие ранее с гитлеровцами и сражавшиеся в одних рядах с ними против Красной Армии националисты и после их ухода продолжили вооруженную борьбу с советской властью. С марта 1944 года развернулись акции НКВД по подавлению отрядов Организации украинских националистов (ОУН) и Украинской повстанческой армии (УПА). В их ходе члены банд ОУН – УПА зачастую уничтожались вместе с семьями, сочувствующие им жители подверглись депортации. Только с февраля по октябрь 1944 года было уничтожено более 44 тыс. оуновцев, взято в плен более 37 тыс., выселено из городов и сел и отправлено в ссылку около