дороги через Вороний Хребет, и письмо из железнодорожной комиссии, из которого ясно, что Вудвилл подменил отчет.

Фотограф нырнул под черную ткань, накрывающую фотоаппарат.

— Поднимите повыше! Пониже! Левее! Правее! — командовал он, при помощью рычажка то удлиняя, то укорачивая «гармошку». — Шарман! Мажестик!

Настроив камеру, француз высунулся наружу. Сперва он закрыл колпачком объектив, затем установил кассету с фотопластинкой и под конец опять накрыл заднюю часть фотоаппарата черной тканью.

— Внимание! Снимаю. Не шевелитесь! — Он вынул из кармана секундомер, после чего снял с объектива колпачок.

Брайан застыл с документами в руках, Кэтрин тоже затаила дыхание. Подождав с минуту, француз снова надел колпачок и извлек кассету из аппарата.

— Вуаля! Снято! — сообщил он и вдруг истошно завопил. — Мишель! Мишель!

Из боковой комнатушки показалась курчавая голова негритенка.

— Чего, масса Бельвью?

— Вот! Займись делом, да не засвети пластинку, как в прошлый раз! — Француз сунул кассету в руки негритенка и, когда тот скрылся за дверью, повернулся к Кэтрин. — Хорибль! Терибль! Ничего нельзя доверить этим черномазым!

— Мы бы еще хотели сфотографироваться вдвоем, — напомнила она.

— Ах да! Шарман! Адмирабль! Встаньте рядом с вашим… э-э-э…. бьян-ами.

Кэтрин не стала уточнять, что такое «бьян-ами», и послушно встала рядом с Брайаном, который уже успел убрать документы в сумку.

— Мон шер, может, все-таки наденете головной убор? — француз снова схватил в охапку перьевое безумие и попытался напялить его на Брайана.

— Нет! — отшатнувшись, выпалил тот.

— Очень жаль, — буркнул фотограф и принялся командовать: — Месье, сядьте, мадмуазель, встаньте рядом! Положите руку ему на плечо! Ах нет! Фон! Нужно сменить фон!

С этими словами он подбежал к стенду и принялся бешено вращать рукоятку. Жалобно заскрипели ролики, перематывая полотна с задниками, но Кэтрин не решалась повернуть голову, чтобы на них посмотреть. Выбрав подходящий, по его мнению, фон, француз опять уставился на Брайана и Кэтрин.

— Ма шери, встаньте с другой стороны! — снова начал распоряжаться он. — Нет! Не то! Лучше сядьте, а месье пускай встанет! Нет! Снова не то! Лучше встаньте оба! Да! Вот так! Трэ бья!.. Нет! Чего-то не хватает! Я знаю! Нужна ваза! Мишель! Мишель! Где наша китайская ваза?

Негритенок не показывался, и фотограф, продолжая что-то по-французски кудахтать, кинулся за боковую дверь.

Кэтрин выдохнула и вытерла со лба пот.

— Может, нужно было сходить к парикмахеру и сделать прическу? — пробормотала она, поправляя выбившиеся из косы пряди.

— Нет, Лисичка, ты мне нравишься именно такой. — Брайан взял ее за руки и отступил на полшага назад.

Он разглядывал ее, чуть склонив голову набок, а Кэтрин, в свою очередь, любовалась им. Бездонные черные глаза затягивали на опасную глубину, а губы так и манили коснуться их поцелуем. Кэтрин невольно подалась вперед…

— Замрите! — Истошный вопль фотографа заставил их вздрогнуть. — Шарман! Грандиоз! Манифик! Не двигайтесь, сильвупле!

Боковым зрением Кэтрин заметила, как француз нырнул под покрывало камеры. Через минуту, когда от напряжения задеревенело все тело, снимок был, наконец, готов, и кассета перекочевала в соседнюю комнату.

— Когда будут готовы фотографии? — поинтересовался Брайан.

— Ах, мон ами, приходите завтра! Но может, вы все-таки сфотографируетесь в перьевом уборе?

— Нет!

Он нахлобучил шляпу, подхватил Кэтрин под руку, и они покинули ателье.

— А тебе и впрямь идет эта корона из перьев, — заметила Кэтрин, когда они шагали по улице, — и почему ты так не хотел ее надевать?

— Потому что это не шутовской колпак, — довольно резко ответил Брайан. — Убор из орлиных перьев могут носить только вожди и великие воины. Каждое перо означает какой-то подвиг. Это все равно, что нацепить на себя чужие медали и ордена.

— Прости, не хотела тебя обидеть. — Кэтрин смущенно стиснула его ладонь.

— Разве ты можешь меня обидеть, Кэт? — уже мягче произнес он. — Но, признаться, этого лягушатника я чуть было не придушил.

— Да ладно, по-моему, он довольно милый, — усмехнулась она.

— «Милый»? — Брайан ревниво прищурился.

— Не переживай, до тебя ему далеко.

Оказавшись в «Прекрасной Елене», Брайан достал из сумки документы, разложил их на столе и принялся изучать. Кэтрин тоже пробежала бумаги глазами, но никаких новых зацепок не нашла. Опасным для Вудвилла был только отчет Зильберштейна в сочетании с письмом из комиссии, где упоминался другой отчет, составленный неким Эндрю Леманом.

— Как думаешь, стоит ли поговорить с этим Леманом? — поинтересовалась Кэтрин.

Брайан наморщил лоб.

— Думаю, нет, — через пару секунд ответил он. — Этот тип работает на Вудвилла, и вряд ли нам удастся его разговорить… Нет, при желании разговорить можно любого, но пока не вижу в этом особого смысла.

— Ладно, но что дальше?

— А дальше, Кэт, мы напишем нашему приятелю письмо, а эти документы хорошенько спрячем.

— Где?

— Там, где их никто не найдет. Но давай начнем с послания. Ты не могла бы мне помочь, а то боюсь, если письмо напишу я, то в нем будет больше клякс, чем слов?

— Хорошо, я попробую, — кивнула Кэтрин. — Но предупреждаю, мои навыки чистописания оставляют желать лучшего.

Брайан пододвинул к ней чернильницу с пером и лист бумаги.

— Прошу!

Спустя полчаса, кучу испорченных страниц и груду смятых промокашек, письмо, наконец, было готово. Оно гласило:

«Дорогой мистер Вудвилл,

В наши руки попали весьма интересные документы (см. приложенную фотографию). Если вы не хотите, чтобы они были обнародованы, то даем вам две недели на то, чтобы изменить маршрут железной дороги Денвер-Сиэтл так, чтобы она не проходила через Вороний Хребет.

Об изменении маршрута вы должны дать официальное объявление в местные газеты. Если через две недели мы не увидим такого объявления, то найденные нами документы будут разосланы в компетентные инстанции.

Искренне ваш

Доброжелатель»

— Фух! — Кэтрин с величайшей предосторожностью накрыла письмо промокашкой и воткнула перо в чернильницу. — Сто лет ничего не писала.

— Спасибо, Кэт, у тебя отлично получилось. — Брайан склонился над ней и обнял ее сзади за плечи. — Осталось только написать адрес.

— О,