поставила свою чашку на тумбочку. Майер обхватил ее за талию и усадил на себя.

— У тебя сегодня хорошее настроение. Думал, что и не увижу тебя такой.

— Видимо, я к тебе привыкаю, — тихо ответила она. — Как ты и говорил...

— Привыкай.

Он выдернул из-под нее одеяло, чтобы между ними не было никаких преград. Распахнул на ней халат, тронул кончиками пальцев округлую грудь и припал губами к соску.

Вера застонала...

У Яниса было много причин, чтобы не хотеть идти к матери домой, но основная заключалась в ненависти к отчиму. Он его не выносил. И отчимом-то не считал. Тот так и остался для него чужим дядькой, у которого мать поселилась после смерти отца. Когда они с Даней окончательно переехали к бабушке, она продала их квартиру и от всего избавилась. Не стало ни дома, ни вещей, к которым привык. Ростовые отметки в детской на косяке; игрушки, купленные отцом, потому особенно любимые, — все исчезло. Рухнул привычный мир. Даня со временем смирился, что у матери своя жизнь и другой мужчина, и обвинял Яниса в неуместной ревности. Но то была не ревность.

Говоря Вере, что лучше всех понимает ее состояние, Майер не лукавил. Он не понаслышке знал, что такое игры разума. Что значит потерять часть воспоминаний, а с ними и часть себя. Поэтому давно принял тот факт, что воспоминания — это не есть сама реальность, а лишь ее отражение. Они с Даней были неразлучны, все проживали и переживали вместе, но почему-то свое детство помнили по-разному.

Дверь ему открыл брат. Он приехал раньше, чтобы приготовить обед. Забрав пакет с фруктами и вином, Даня сообщил, что мама выскочила в магазин и скоро придет. Янис разделся и прошел в гостиную. На полу в вазе стояли высокие красные розы. На маленьком столике у углового дивана лежало несколько подарков. Упаковки были надорваны, но он не стал любопытничать, что подарили Даня и Рида, пристроил рядом свои и оглядел праздничный стол, который уютно разместился в эркере. На тарелках пестрели салаты и разнообразные закуски, холодным блеском сверкал хрусталь. Но Янис понимал, что скорее всего ему ничего не удастся попробовать. Четырехкомнатная квартира матери была просторной и светлой. В ней царил порядок, не было никаких посторонних запахов, и никак не ощущалось присутствие в одной из комнат лежачего больного, но едва Янис переступил порог, его замутило.

Постояв с минуту, он двинулся в коридор и остановился у самой дальней двери, находящейся рядом с хозяйской спальней. Еще немного помедлив, он все же нажал на ручку и вошел внутрь комнаты. Сиделка, подняв на него глаза, поздоровалась. Майер тоже поприветствовал ее и кивком головы отправил за дверь. Женщина отложила вязание и вышла.

Янис неслышно приблизился к кровати отчима. Тот лежал неподвижно, укрытый по самый подбородок. Грудь его мерно вздымалась, лицо повернуто к стене. Здесь немного чувствовался запах лекарств и средств, которыми обрабатывали мужчину, и Яниса затошнило еще больше.

— Что ж ты никак не сдохнешь, — тихо сказал он. — Помочь тебе, что ли...

Тонкие, морщинистые веки старика дрогнули. Глаза под ними тревожно забегали.

Майер улыбнулся:

— Не спишь. Слышишь меня, да?

Дверь распахнулась, и в спальню заскочила мать:

— Янис...

— Привет.

Он сразу вышел. Мама последовала за ним, на ходу снимая шарф и пальто.

— Я только на пять минут в магазин выскочила! — Она торопливо водрузила свои вещи на вешалку и прошла с сыном в гостиную, где сразу увидела белые орхидеи с красной сердцевиной и большую темно-бордовую коробку.

— Я только приехал. С днем рождения, мам.

— Спасибо, сынок, — мать крепко обняла его и поцеловала в щеку. — Что это?

— Посмотри.

— Где мои очки? — начала было искать их, чуть не бросившись в кухню.

— Мама, стой, — Янис придержал ее за плечи и аккуратно спустил очки с макушки на нос.

Посмеявшись над своей рассеянностью, она поправила светлые волосы, коротко и модно остриженные, села на диван и аккуратно поставила коробку на колени.

— Какая прелесть! — восторженно произнесла, обнаружив внутри кашемировый плед нежного молочного цвета.

— Надеюсь, с цветом угадал. Подумал, что светлый в эту комнату подойдет.

— Да, конечно. — Мать развернула плед и встряхнула, оценив его размер и невероятную мягкость. — Какая прелесть. Спасибо, сынок, — еще раз сказала она и, вскочив, снова обняла сына.

— Рад, что угодил.

— Ты никогда не дарил банальщины. Я их ношу. Видишь? — коснулась мочек, указывая на вдетые в уши серьги.

— Вижу, — улыбнулся Янис. — Тебе они очень идут.

— Потому что ты их выбирал. У тебя замечательный вкус.

Мать еще немного подержала плед в руках, а потом принялась раскладывать на углу дивана.

— У нас все готово, — войдя, сообщил Даня.

— Помочь? — спросил Янис.

— Нет, мы справимся. Можешь пока открыть вино.

Янис отодвинул стул и жестом пригласил мать сесть за стол. Она благодарно ему улыбнулась и, пока он открывал вино, поправила тарелки, чтобы каждая стояла строго напротив стула.

— Я думал, ты с Верой придешь, — сказал Даня после того, как они уселись, поздравили родительницу и выпили за ее здоровье.

— Нет, я один, — ответил Янис в своей манере: объяснил, ничего не объяснив.

— Кто такая Вера? — заинтересовалась мать.

— Вера — моя девушка, — спокойно пояснил Янис.

— Во-первых, почему ты ничего не ешь? Давай-ка я положу тебе салат. Во-вторых, я согласна с Даней: зря ты не пришел с Верой.

Янис пожал плечами:

— Не посчитал это уместным.

— Что же тут неуместного? Мы ведь только сели. Может быть, ты позвонишь, и она приедет?

На Жанне Федоровне была блуза светло-салатового цвета с пышными рукавами, и, прежде чем потянуться к салатнику, она немного поддернула их вверх, чтобы не испачкаться.

— Это вряд ли возможно, — сухо ответил Янис.

Даню задел резковатый тон брата, и он сказал:

— Мама, у них весьма своеобразные отношения. Вера замужем.

— Даня не так выразился, Жанна Федоровна. Вера была замужем. Они с мужем давно не живут и сейчас в процессе развода, — поспешила уточнить Рида, сделав особенное ударение на слове «была».

— Точно, — кивнул Даниил, вроде согласившись, но тонкая ирония пробежала по его губам, и Жанна Федоровна это заметила.

— Кстати говоря. Вера моя подруга и замечательный человек.