— Часовой механизм, — сказал Глеб. — Вернее, обыкновенный электронный будильник…

— Кнопки не трогай! — встревоженным голосом перебил Илларион.

Сиверов криво усмехнулся.

— На это-то у меня ума хватило, — заверил он. — А вот дальше — ни тпру, ни ну… Тут поработал какой-то затейник — такого навертел, что у меня уже мозги набекрень от его фокусов.

— Подробнее, — потребовал Забродов. — Я имею в виду фокусы, а не твои мозги.

Глеб честно попытался описать то, что видел, но это ему удалось лишь частично: в механизме встречались детали, названия и функции которых были ему неизвестны; к тому же, половина знакомых предметов была использована явно не по назначению.

— Бред какой-то, — растерянно пробормотал в трубке голос Забродова, когда Глеб умолк. — Его что, наркоман собирал?

— А как ты догадался? — спросил Глеб, вспомнив Макшарипа с его неразлучной самокруткой. О Сагдиеве было известно, что он опытный подрывник, обучавшийся тонкостям профессии у самого Хаттаба. Его богатый опыт и обширные познания, будучи помноженными на энное количество высококачественной афганской дури, вероятно, и дали замысловатый результат, находившийся в данный момент у Глеба перед глазами. Правда, было решительно непонятно, при чем тут Макшарип, который, насколько понял Глеб, месяцами не выходил из квартиры. Тут отчетливо пахло загадкой, разгадывать которую у Сиверова сейчас не было ни времени, ни желания. — Так черный или желтый?

— А черт его… Ну, попробуй черный…

— А если это не поможет, попробовать желтый, да?

— Да, ты прав, совет так себе… А просто свалить оттуда ты не можешь? Впрочем, что я спрашиваю, мог бы — давно бы свалил… Слушай, а давай я сейчас сам к тебе подъеду!

Глеб посмотрел на дисплей будильника, остро жалея, что позвонил Забродову. Не видя конструкцию своими глазами, заочно, основываясь только на косноязычных объяснениях профана, даже такой ас, как Илларион, заведомо ничем не мог помочь. Он, конечно, уже понял это, и теперь ему предстоит, сидя на кухне перед тарелкой с забытым завтраком, с молчащим телефоном в руке, считать секунды и мучительно гадать: рвануло или пронесло? И при этом знать, что шансы — пятьдесят на пятьдесят… Да такого времяпрепровождения злейшему врагу не пожелаешь!

Будильник показывал одиннадцать тридцать четыре.

— Давай, — вяло согласился Глеб, — подъезжай. Если доберешься за десять минут, у тебя останется еще целая минута на то, чтобы решить эту головоломку.

— Ты где? — быстро спросил Илларион, явно восприняв его мрачную остроту всерьез.

Глеб ответил. Забродов увял.

— Попробуй черный, — неуверенно повторил он. — Хотя… Ах ты, черт! Валил бы ты все-таки оттуда!

— Вся операция коту под хвост, — объяснил Глеб. — Ладно, спасибо за консультацию.

— Издеваешься, да?

— И не думаю. Извини, что побеспокоил.

— Вот скотина!

— Ты только ничего себе не сочиняй, не надо этой мелодрамы…

— Вот и не болтай тогда ерунды. У тебя еще десять минут. Смотри, думай… Работай, солдат!

— Есть работать, — без энтузиазма откликнулся Глеб.

— Удачи тебе, — сказал Илларион. — Я позже еще позвоню.

— Не надо, — сказал Сиверов, сидя на мешке с гексогеном, дымя сигаретой и следя за тем, как на дисплее будильника сменяют друг друга торопливые черные циферки. — Тут одно из двух: я либо буду сильно занят, либо… либо одно из двух. Лучше я сам тебя потом наберу.

— Буду ждать, — сказал Забродов и повторил: — Удачи.

Закончив разговор, который не следовало начинать, Глеб выбросил вон из кузова не выкуренную и до половины сигарету и снова внимательно осмотрел жутковатый плод творческих усилий Макшарипа Сагдиева, который к этому моменту был мертв уже третью минуту. Осмотр, как и в предыдущие разы, не принес желаемого результата. Глеб даже включил встроенный в корпус телефона миниатюрный фонарик, но это привело лишь к тому, что у него разболелись глаза. Тогда он зажмурился и мысленно воззвал к своему сомнительному дару, над которым неоднократно и весьма ядовито потешался при всем честном народе.

Дар, если он и имел место, оказался злопамятным и затаился, мстя хозяину за скепсис и насмешки. Интуиция тоже благоразумно помалкивала; в голове царила звенящая пустота, в которой, как горошина в свистке, перекатывался все тот же неотвязный вопрос: черный или желтый?

Поняв, что от экстрасенсорных способностей в данном случае проку меньше, чем от попа с кадилом, Глеб открыл глаза и стал смотреть на бомбу. Черный или желтый? Желтый или черный? Который из двух?

Внезапно у него словно открылись глаза. Он выпрямился и резко выдохнул воздух, а потом наклонился, приблизив лицо к самой бомбе, и еще раз осмотрел, чуть ли не обнюхал ее со всех сторон.

— Мама, вы родили идиёта! — громко, с еврейским акцентом и с огромным облегчением произнес он фразу из ставшего в последнее время очень популярным, чуть ли не культовым телевизионного сериала. — Вот же баран, ой, баран! Как же такого барана взяли на работу в такую уважаемую организацию?

Продолжая на разные лады костерить себя (и было за что), он осторожно приподнял бомбу на миллиметр, потом на два, потом на целый сантиметр и, наконец, спокойно взвесил ее на руках.

Бомба состояла из мудреного часового механизма и небольшого, граммов на сто пятьдесят, куска пластиковой взрывчатки. Помимо проводов, их соединяла полоска синей изоляционной ленты. Заряд был, в общем-то, пустяковый, способный оторвать кому-нибудь конечность или голову или сорвать с петель железную дверь чьей-нибудь квартиры. Но, взорвавшись, он со стопроцентной гарантией вызвал бы детонацию основного заряда гексогена.

А поскольку гарантия и так была стопроцентной, тот, кто подсунул эту адскую машинку в грузовик, счел возню с размещением скрытых дополнительных детонаторов в мешках совершенно излишней тратой времени и сил. Его можно было понять: он торопился, да и темно, наверное, было, как у негра в ухе…

Понять, что до сих пор застило глаза Глебу Сиверову, было сложнее. Не имея времени вдаваться в подробности своего психологического состояния, он просто подошел к открытым настежь дверям кузова, размахнулся и зашвырнул стоивший ему стольких нервных клеток адский механизм так далеко, как только мог.

— Чертов наркоман, — проворчал он при этом, отчего-то преисполнившись твердой уверенности, что бомбу в кузов подложил именно Сагдиев. Когда и как он это сделал, оставалось только гадать, но в том, что это дело именно его рук, Слепой почти не сомневался. Ему подумалось, что это, наверное, вернулся его пресловутый дар — отсиделся в темном уголке, а потом, решив, что уже достаточно наказал хозяина, отважился снова о себе заявить. Ну и черт с ним!

Бомба, кувыркаясь, отлетела метров на двадцать и упала на землю. При ударе об асфальт от нее что-то отскочило; один из проводков оборвался, раздался оглушительный хлопок, над мокрой дорогой расплылось облачко грязно-белого дыма. Шальной осколок пластмассы с визгом полоснул по открытой двери кузова, шлепнулся в лужу и зашипел, остывая и курясь вонючим паром. Несмотря на приличное расстояние, Глеб отчетливо видел и хорошо запомнил, что оборвавшийся проводок был желтого цвета. «Ай да Забродов!» — подумал он и мягко спрыгнул на испещренную трещинами и выбоинами мостовую.