Залина Джабраилова вошла в павильон станции метро. Здесь царила влажная духота, на мраморном полу было натоптано, от казавшегося совершенно беспорядочным мельтешения чужих лиц и затылков рябило в глазах и кружилась голова. Залина никогда в жизни не видела такого количества людей одновременно, и не просто людей, а людей, спешащих так, словно им минуту назад сообщили, что у них дома начался пожар.

Пакет оказался тяжелым и неудобным, его все время приходилось перекладывать из одной руки в другую, и каждый раз Залина боялась, что бомба ненароком взорвется. Она, как могла, старалась избежать толчков, но для этого ей не хватало опыта жизни в большом городе, и за то короткое время, что она провела здесь, ее чувствительно толкнули не менее пяти раз, и еще дважды наступили на ноги.

От этой суеты, помноженной на волнение и страх, в голове все так и норовило перепутаться, и Залина не без труда припомнила полученную перед уходом из квартиры инструкцию: посмотреть по схеме, как добраться до Кунцево, и спуститься вниз, к поездам. Остальное можно было смело выбросить из головы: слова Фархада о чьей-то вдове в траурном наряде и хиджабе, поджидающей Залину на платформе в Кунцево, были просто неумелой ложью.

Она отыскала большую, в полстены, схему линий метрополитена и с минуту внимательно ее изучала — так, по крайней мере, могло показаться со стороны, хотя на самом деле девушка просто скользила по схеме взглядом, не осознавая того, что видели ее глаза.

Она до сих пор не приняла окончательного решения по поводу того, как быть дальше. Тот человек по имени Глеб, что спас ее от хулиганов и приютил, а потом его знакомый генерал с Лубянки убеждали ее следовать инструкциям татарина и ничего не бояться. Все будет хорошо, говорили они, и им хотелось верить. Глеб казался хорошим человеком, его жена отнеслась к Залине ласково, как старшая сестра, а генерал живо напомнил отца. Но они были неверные; они были русские, и им было за что ненавидеть Залину и ее земляков, так же, как Залине и ее землякам было за что ненавидеть русских. Возможно, они лгали и притворялись, преследуя свои цели, точно так же, как лгали и притворялись Фархад и Макшарип.

Залина по-прежнему хотела наказать убийц брата и Марьям Шариповой, но уже не была уверена, что, действуя по чужой указке, достигнет желаемого результата. И тем, кто ее сюда привез, и тем, кто обещал помочь и уговаривал ничего не бояться, были безразличны и ее желания, и ее судьба. Она была для них дешевым одноразовым инструментом — попользовался и выбросил, а то, что инструменту страшно, одиноко и совсем не хочется умирать, их ни капельки не волнует…

Она подумывала бросить пакет и пуститься наутек. Но что это даст? Бомба все равно взорвется, а ее непременно поймают — либо те, либо другие. Одни за совершение террористического акта посадят ее в тюрьму, откуда она выйдет пожилой женщиной (если вообще выйдет), а другие просто убьют, отрежут голову и пошлют ее родителям.

Отчаяние подсказало идею, которая была немногим лучше, но и не хуже любой другой: Залина решила, что все-таки спустится вниз, а там бросит бомбу на рельсы. Если она взорвется в глубоком бетонном рве, по дну которого проложен рельсовый путь, возможно, никто не пострадает. И тогда, что бы ни случилось с Залиной впоследствии, она избежит клейма убийцы и будет чиста перед Аллахом, собственной совестью и памятью брата…

Чтобы спуститься в тоннель, нужно было пройти через автоматический турникет. В метро Залина тоже была впервые, и ей пришлось сначала понаблюдать, как эту сложную операцию выполняют другие. Она еще колебалась, стоя перед турникетом и держа в свободной руке предусмотрительно врученный Фархадом жетон, когда какая-то женщина лет тридцати со стройной фигурой и короткими, как у Залины, обесцвеченными перекисью водорода волосами, подойдя сзади, легонько подтолкнула ее в спину и сказала:

— Побыстрее, милочка, вы здесь не одна.

И добавила, понизив голос так, что Залина едва смогла ее расслышать:

— Встань с правой стороны эскалатора, как все, возьми пакет в левую руку и ничего не бойся. Ты что, из деревни? — сердито и громко спросила она. — Смотри, как это делается!

Отодвинув Залину в сторону, она опустила в прорезь турникета свой жетон, дождалась, когда зажжется зеленая стрелка, прошла турникет и стала торопливо, почти бегом, спускаться по левой стороне эскалатора.

Залина последовала ее примеру и вскоре очутилась перед еще одним препятствием в виде верхней ступеньки убегающего вниз эскалатора. С грехом пополам его преодолев, она, как было велено, переложила пакет в левую руку, вцепилась правой в гладкий резиновый поручень и стала переводить дух.

Впереди, через три или четыре человека от нее, стояла женщина с годовалым ребенком на руках. Ребенок капризничал, запрокидываясь назад, беспорядочно размахивал пухлыми ручонками и поминутно вынимал изо рта пустышку, норовя вставить ее матери то в ухо, то в глаз, то в ноздрю.

Глядя на него, Залина невольно улыбнулась, но тут же вспомнила о бомбе, и улыбка погасла.

Левая сторона эскалатора оставалась свободной, чтобы по ней могли беспрепятственно пройти те, кто особенно торопится. Таких торопыг оказалось немало, они пробегали мимо Залины один за другим, периодически легонько задевая пакет с бомбой. Резиновый поручень, как выяснилось, двигался немного быстрее эскалатора; он утягивал за собой правую руку, и ее все время приходилось передвигать назад. Эта незатейливая механическая игра на минуту отвлекла Залину от происходящего, и в это время один из сбегавших вниз по свободному проходу торопыг оступился, подвернул ногу и упал на колено, ухватившись обеими руками за поручень.

На вид упавшему было уже за пятьдесят; он отличался довольно тучным телосложением и встал далеко не сразу. Свободный проход перестал быть свободным, образовался затор. За упавшим толстяком по эскалатору спускалась небольшая компания молодых, спортивного вида парней. Они переговаривались между собой, чему-то смеясь; не переставая посмеиваться, один из них взял толстяка под локоть и помог ему подняться. Стоя на ступеньках боком, потирая колено и продолжая загораживать проход, толстяк принялся благодарить. Деликатно напирая на него грудью, чтобы сдвинуть, наконец, с места, молодой человек уверял, что его поступок не стоит благодарности — пустяк, право слово, только давайте уже как-нибудь шевелиться, что ли…

Один из его товарищей вдруг повернул к Залине улыбающееся румяное лицо и, почти не шевеля губами, вполголоса произнес:

— Пакет.

Глаза у него не улыбались, взгляд был холодный, твердый и сосредоточенный, как у гонщика, на бешеной скорости проходящего сложный участок скользкой от дождя трассы. Залина не сразу поняла, чего от нее хочет этот симпатичный парень с улыбчивым молодым лицом и хмурым взглядом опытного убийцы, но, почувствовав, как чья-то рука тянет и дергает пакет, послушно разжала пальцы. Пакет куда-то исчез; в следующее мгновение в руку Залине что-то сунули — судя по ощущению, все тот же пакет, — и толстяк, а вслед за ним и все остальные торопыги, что скопились у него за спиной, с прежней скоростью посыпались вниз по ступенькам, привычно игнорируя такое невиданное диво, как самодвижущаяся лестница. Это напоминало какой-то конвейер; на линии произошел сбой, одну из деталей перекосило, подоспевший оператор быстро устранил неполадку, и все пошло дальше — строго по графику, в заданном программой оптимальном, обеспечивающем максимальную производительность труда темпе…