– Не осудят, – Олег распрямился, поежился от резкой боли в пояснице.

– А как этот гад твое заклинание сбросил? – маах’керу присел на корточки рядом с Ежи, приподнял ружье и с брезгливой гримасой отбросил его в сторону. – Да и от пут избавился ловко, нечего сказать.

– Не знаю. Я считал, что снять его самостоятельно невозможно… но…

– Не рассчитывал, что мы нарвемся на такого шустрого гаденыша? – Милинович понимающе кивнул. – Я бы на твоем месте тоже не рассчитывал. Кажется мне, что лучше держать его без сознания. «Живой сон» наложить, что ли? Хотя нет, не выйдет… Ты не знаешь какого-то похожего заклинания, но чтобы и на магов действовало? – он с надеждой посмотрел на Олега.

Тот покачал головой:

– Нет.

«Живой сон» позволял создать иллюзию бодрствования для спящего на самом деле человека или уроженца гостевой сферы, но обязательно лишенного магических способностей. Тот, на кого его накладывали, думал, что не спит, и был способен в какой-то степени реагировать на внешние раздражители, но мысль о бегстве или сражении не могла прийти ему в голову.

Наверняка имелось нечто подобное и против чародеев.

– Тогда я попробую вспомнить, – маах’керу закряхтел, как старый дед. – Ты там у него в жилище сигарет не видел? А то страсть как курить хочется, аж копчик колет и хвост чешется…

– У тебя сейчас нет хвоста.

– А, да? – Милинович, выпучив глаза, уставился себе между ног. – Ну, значит, это не хвост… Только густо краснеть я, уж извините, не буду… Так, посмотрим, где тут пахнет жареным…

Ежи понемногу оттаивал, иней на его коже и волосах исчезал, глубокая, мертвенная белизна кожи сменялась обычной бледностью. Приглядевшись, можно было увидеть вокруг него все расширяющееся облако пара.

– Никогда не видел, как накладывают «живой сон» или нечто подобное, – сказал Олег.

– Сейчас увидишь…

Но Милинович ничего не успел сделать.

Ежи открыл глаза, улыбнулся и бестрепетно вонзил большие пальцы рук в собственную грудь. Обычные на вид когти легко прорезали кожу, первые фаланги скрылись целиком, раздался неприятный, слизистый хруст, и потекла темная, как у верог, кровь.

– Что за… – начал Олег, но довести фразу до конца не смог, Милинович схватил его за руку и прыгнул в сторону.

В локте вспыхнула боль, эхом откликнулись и так саднившие раны, к ним добавились ушибы, возникшие на коленях при совсем не мягком приземлении. Захотелось матюкнуться на слишком уж резкого оборотня, но делать этого Олег не стал, просто вырвал руку и развернулся.

Бледный творец големов лежал неподвижно, а кровь, вытекающая из ран в груди, дымилась.

– Оп-па… – только и сказал Милинович, когда дым сменился огнем.

Белое, очень яркое и жаркое пламя охватило Ежи, и тот задергался, истошно завопил. Но крик быстро стих, и остался лишь треск обугливавшейся плоти, вонь горелого мяса и хруст костей.

Тело сгорело с неимоверной быстротой, словно было не просто высушено, а еще и как следует пропитано смолой, полито бензином или иной горючей жидкостью. Огонь погас, и там, где он только что пылал, осталось черное выжженное пятно в форме овала и продолговатый валик пепла.

– Зажигательно, – оценил маах’керу. – Интересно, как он это сумел?

– Вживленный в тело амулет, настроенный на саморазрушение? – предположил Олег. – Активируешь его, раз-два, и даже самый лучший некромант не в силах допросить твои останки… Хотя меня намного больше другое волнует – кто теперь поверит нашему рассказу?

– Кому надо – поверит, – отрезал Милинович. – Кто знает, что мы отыщем в этой домухе? Может быть, чистосердечное признание с подписью и списком «кротов» в нижегородских орденах и кланах. И, в крайнем случае, всегда есть «открытие памяти».

– Да, наверное, – мысль о том, что придется самому пройти через столь мерзостную процедуру, энтузиазма у Олега не вызывала. – Дети Тесея, надо же, никогда бы не подумал…

– Хватит болтать! – решительно заявил маах’керу. – Некогда трепаться. У нас уйма дел! Надо обыскать жилище этого самосожженца! – он махнул рукой на черное пятно. – На предмет жратвы, выпивки, сигарет, а также всяческих улик. Затем забрать тела Николая и Нар-Тина, вынести их из аномальной зоны, не погибнув при этом. Добраться до места, где будет ловить сотовый, и дать сигнал, чтобы нам выслали подмогу, охрану, медгруппу и гулящих девок…

Милинович, похоже, от усталости слегка утратил контроль над языком.

«Да уж, отдыхать в ближайшие часы не придется, – подумал Олег. – И еще при первой же возможности нужно позвонить Лене. Я целый день на связь не выходил, она там, наверное, с ума сходит…»

Почти под любым крупным городом есть подземелья, и чем мегаполис древнее, тем их обычно больше. Под Москвой тоннелей, рукотворных пещер, бункеров, тайных веток метро и просто глубоких подвалов столько, что вряд ли есть диггер, обладающий полной картой второй, «нижней», российской столицы.

Тут имеется свое население, не такое многочисленное, как наверху, но не менее разнообразное. Бродят романтики подземелий, любители прогулок по сырым и опасным тоннелям, простукивают стены алчные искатели сокровищ, верящие в то, что тут скрыто золото партии, царской семьи, а то и «Либерия», таинственная библиотека Ивана Грозного…

Шныряют крысы, гнездятся теневики, гарпии и иные существа, предпочитающие тьму свету. Функционируют бункеры, одни старые, возникшие еще до Великой Отечественной, другие новые, построенные для нынешних правителей страны и для тех, о ком эти правители и представления не имеют.

Один из бункеров, если спроецировать его на поверхность, находился в центральной части Москвы, и дорогу к нему знали очень немногие люди. Да и уроженцев гостевых сфер, которые могли похвастаться тем, что они слышали про спрятанный за дверью из черной стали зал, можно было пересчитать по пальцам.

Здесь всегда пахло грибами, и во влажной темноте собирались маги, принадлежащие к одному из древнейших орденов на земном шаре, те, что именовали себя Детьми Тесея. Свет тут зажигали крайне редко, большинство членов древнего ордена прекрасно видели во мраке, те, кто был лишен этой способности от природы, компенсировали ее с помощью заклинаний.

Но сегодня в просторном овальном зале горели свечи, установленные прямо на полу – три вложенных друг в друга круга золотистых неподвижных огоньков, и к запаху грибов примешивался аромат горящего воска.

А в центре помещения, вокруг столика из драгоценного красного дерева, чьи ножки были вырезаны в виде львиных лап, стояли семеро. Все они были согласно возникшей едва ли не одновременно с Пеленой традиции облачены в длинные, до пола, черные балахоны.

Лица прятались под капюшонами, руки скрывались в просторных рукавах.

На столике располагалась подставка из серебра, а на ней – хрустальный шар размером с голову младенца, и в нем клубились туманные образы. Мелькали смутные фигуры, вспышки, доносились приглушенные звуки – выстрелы, крики, рычание и громкий треск.