— Так, давайте-ка все выйдем на минутку на улицу, на лужайку, — сказал Дэвид, махнув детям рукой.

Когда все вышли, Бенджи, Чарли и Харриет тут же умчались на пристань, крича от восторга.

— Вы, наверное, хотите остаться вдвоем? — тихо спросила Жасмин.

— Да, пожалуй, так будет лучше, — ответил Дэвид. — Ты не будешь против, если я попрошу тебя ненадолго их увести отсюда?

— Конечно, нет. Я хочу отвезти их сейчас к нам домой, чтобы они поплавали в бассейне, а затем, немного позже, ты и Софи сможете к нам присоединиться. Ты согласен?

— Это было бы просто здорово, Жасмин.

Они спустились к нижней границе лужайки, где Харриет наблюдала за тем, как Бенджи и Чарли соревнуются друг с другом в кидании гладких камушков по воде.

— Так, ребята, послушайте-ка все меня! Небольшие изменения в планах! Вы сейчас пойдете к Бенджи домой, там можно будет поплавать в бассейне.

С ликованием мальчики во весь опор понеслись назад, прямиком к воротам. Но Харриет было не так-то легко одолеть подъем по ступенькам.

Она остановилась перед отцом:

— Папа, а вы с Софи разве не пойдете с нами?

— Не сразу, моя милая. — Он нагнулся вперед, опершись руками на колени. — Но если вы пойдете с Жасмин, то мы с Софи очень скоро к вам присоединимся. Хорошо?

Харриет кивнула и без капли стеснения всунула свою ладошку в руку Жасмин.

— Хорошо, Харриет, — сказала Жасмин, поднимая брови в восхищении и подмигивая Дэвиду, — давай, пойдем и догоним этих мальчишек, так нам будет веселее идти! — И они пошли вдвоем через лужайку, и вышли за ворота. Когда Дэвид направился к дверям дома, он услышал за изгородью их удаляющиеся голоса, которые оживленно что-то щебетали друг другу.

Дэвид зашел в дом. Софи все еще стояла перед кроватью, разбирая свои вещи. Он взял чайник и, подойдя к раковине, наполнил его водой из-под крана.

— Я, пожалуй, попью чай. Ты не хочешь чашечку?

Софи, не оборачиваясь, помотала головой.

— Нет?

Она повернулась и слабо улыбнулась.

— Нет, спасибо.

Дэвид прислонился к раковине:

— Когда я говорил с мистером Хантером, он сказал, что ты очень усердно готовилась к выпускным экзаменам. Они успешно прошли?

— Я надеюсь.

Сбитый с толку холодной реакцией дочери на свои вопросы, Дэвид подошел к Софи и положил руку на ее плечо.

— Ты себя хорошо чувствуешь, милая?

Она повернулась к нему и тихо произнесла:

— Честно говоря, не очень. У меня эта жуткая боль внизу живота.

— О, дорогая, тебе стоило сказать об этом раньше! Съела что-нибудь не то в самолете, как думаешь?

Она подняла брови, поражаясь его неспособности понять происходящее.

— Нет, папа, я не об этом! Просто у меня сейчас, знаешь, такой период месяца…

Прошло несколько мгновений, прежде чем до отца дошел смысл ее слов.

— О, черт возьми, ну, конечно же. Прости, Софи, я должен был сразу понять. Не удивительно, что ты себя чувствуешь так скверно. У тебя есть… э-э-э, все, что тебе нужно?

Она улыбнулась, продолжая доставать вещи из сумки:

— Да, все есть, спасибо. — Софи замерла, аккуратно сложив пару брюк в вещевой ящик. — Просто, это… о, нет, это не важно.

— Нет, нет, скажи, милая, прошу тебя.

— Просто, понимаешь, я до сих пор не очень уверена в понимании всего, что у меня сейчас происходит, и иногда у меня начинается просто паника, и мне сложно со всем этим справиться — особенно что касается плавания и тому подобных вещей. — Она взглянула на отца и нервно рассмеялась. — Не думаю, что это то, что девочки обсуждают со своими отцами. Это все только потому, что мамочки больше не…

Она не договорила. В этот момент ранимость, обостренная одновременно и ее природным нравом, и нездоровьем; сломила ее стальную выдержку и дала эмоциям вырваться наружу:

— Папа, мне так не хватает мамочки!

Она кинулась к отцу и крепко прижалась к его груди, ее тело судорожно тряслось от рыданий, высвобождая накопившиеся горе и печаль, которые так долго теснили душу ребенка. Дэвид безмолвно обнимал дочь, без конца целуя ее макушку и чувствуя, как ее слезы просачиваются сквозь рубашку на его грудь.

— Я знаю, милая, я знаю, что тебе ее не хватает, — в конце концов вымолвил он, и на его глазах тоже выступили слезы. — Мне тоже ее так сильно не хватает… и мне безумно больно. И мне кажется, что эта боль уже никогда не пройдет. Нет ни одной секунды в течение дня, когда бы я не думал о ней. — Он мягко отодвинул дочь от себя, коснулся ее подбородка и поднял ее голову, чтобы посмотреть в глаза. — Но послушай, милая. Я здесь сейчас для тебя, и я здесь для всех вас. Для меня все стало другим там, в Шотландии, но здесь все изменилось, и все будет продолжать меняться — к лучшему, я обещаю тебе. Боюсь, что мы больше никогда не увидим нашу маму, как бы сильно мы этого ни хотели и ни молились об этом, но самое важное сейчас — это то, что у каждого из нас есть мы, есть семья, и это именно то, чего больше всего хотела бы наша мама, — чтобы мы продолжали жить и испытывали больше счастливых моментов, веселья и смеха, как это было при ней. — Дэвид на мгновение умолк, оглядываясь вокруг себя. — Ты понимаешь, что она с нами, здесь, сейчас? Я знаю это точно. Прямо здесь и прямо сейчас Рэйчел стоит в этой комнате и говорит нам: «Эй, ребята! Давайте, идите вперед, не останавливайтесь хотя бы ради меня! Я болею за вас! Не надо переставать смеяться и шутить, не надо становиться несчастными, потому что если вам плохо и больно, то будет плохо и больно и мне вместе с вами, а я бы хотела, чтобы вы сохранили в семье мою жизнерадостность и веселье, и любовь к жизни и — красоту».

На лице Софи медленно проявилась хмурая улыбка, и она отвернула голову в сторону.

— Ты действительно думаешь, что она так говорит? — тихо спросила она.

Дэвид улыбнулся:

— Ну… что-то типа этого, только, думаю, что она намного более убедительна, чем я.

Софи фыркнула со смеху, но тут же тяжело вздохнула, а Дэвид подошел к раковине и оторвал здоровенный кусок салфеточной бумаги от рулона. Он протянул его Софи со словами:

— А ну-ка, приведи себя в порядок, как сейчас сказала бы наша Эффи!

Софи вновь засмеялась и. глубоко вздохнув, хорошенько высморкалась в салфетку, затем вытерла слезы.

— Вот так, молодец, — сказал Дэвид, обнимая ее за плечи и легонько сжимая их.

Софи кивнула и вручила промокший комок бумаги ему обратно. Он выбросил его в корзину для мусора:

— Послушай-ка, я тут думал на днях вот о чем: так как я пропустил твое шестнадцатилетие, то мне бы хотелось, чтобы мы устроили вечеринку здесь по этому поводу. — Он подмигнул ей. — Шестнадцать лет — важная дата. Мы должны отпраздновать ее как подобает.