— Это почему? — нахмурилась она.

— Если Хайнрик и его команда приехали вообще в город,то дело пахнет терроризмом. Наверное, еще с расовым уклоном. — Я коснуласьпальцем папки. — Хотя он пару раз работал для людей иной масти, таксказать. Интересно, как он это обосновал своим друзьям-расистам?

— Может быть, он просто наемник, — предположилаО'Брайен. — Может, это случайно он работает чаще на белых расистов. У нихбыли деньги, когда ему они были нужны.

Я подняла на нее глаза:

— И вы в это верите?

— Нет, — улыбнулась она. — А вы, Блейк,мыслите как коп, в этом надо отдать вам справедливость. Не ожидала.

— Спасибо. — Я восприняла это как очень высокуюпохвалу, как оно и было.

— Нет. Птица, что ходит как утка и крякает как уткаутка и есть. По его досье видно, что он — белый расист, который не брезгуетбрать деньги у тех самых людей, которых желает уничтожить. Он расист, но нефанатик.

— Наверное, вы правы, — кивнула я.

Она посмотрела на меня пару секунд, потом кивнула, будтопришла к решению.

— Если семьдесят два часа подойдут к концу, можетеприходить, и попробуем брать на пушку, но для этого нам бы стоило иметь пушкуполучше двух зернистых фотографий.

Я кивнула:

— Согласна. Я изо всех сил постараюсь что-нибудьвспомнить до того, как мы пойдем тянуть льва из логова за бороду.

— Тянуть льва из логова за бороду? Какую это книжку вынедавно прочитали?

Я покачала головой:

— Мне читают вслух друзья. Если книжка без картинок, япочти ничего не могу в ней понять.

Она еще раз на меня посмотрела, наполовину с раздражением, анаполовину пытаясь скрыть улыбку.

— Что-то я сомневаюсь, Блейк.

На самом деле мы с Микой и Натэниелом читаем друг другу повечерам по очереди. Мика был потрясен, узнав, что ни я, ни Натэниел не читали«Питера Пэна», и с него мы начали. А я потом узнала, что Мика не читал«Паутинку Шарлотты». Натэниел в детстве читал сам себе книжки, но ему никтоникогда не читал вслух. Он не мог вспомнить ни одного такого случая. Только этоон и сказал, что не может вспомнить, как ему читают книжку, но такая фразаговорит больше целых томов. Так что мы стали читать друг другу по очереди —такой ритуал отхода ко сну, более домашний и почему-то даже более интимный, чемсекс или кормление ardeur'a. Любимые детские книжки читаешь не тем, с кемтрахаешься, а тем, кого любишь. Вот опять это слово — «любовь». Кажется, я неочень понимаю, что оно значит.

— Блейк! Блейк, вы еще здесь?

Я заморгала и поняла, что О'Брайен обращается ко мне, а я неслышу.

— Извините, я, кажется, задумалась.

— Кажется, не о самых приятных вещах.

Что тут скажешь? И приятных, и неприятных, как вся мояличная жизнь. А вслух я произнесла:

— Извините. Меня малость нервирует, когда у меня нахвосте висит тип вроде Хайнрика.

— У вас был не испуганный вид, Блейк. У вас был видчеловека, слишком глубоко задумавшегося.

— За мной гонялись наемные убийцы, бывало, но нетеррористы с политическим уклоном. В том, чем я занимаюсь, близко нет политики.

Уже произнося эту фразу, я знала, что она неверна. Есть двавида политики, в которых я увязла по уши: меховая и вампирская. Блин, а что,если его наняла Белль? Нет, как-то не складывается. Я слишком тесносоприкасалась с ней разумом, она все еще думает, что может мной овладеть. А то,чем она собирается править или пользоваться, она уничтожать не станет.

Ричард все еще разгребал ту политическую неразбериху,которую устроил в стае своей попыткой установить демократию. Всеобщее, равное итак далее. Ни черта не вышло, потому что он забыл сохранить за собойпрезидентское вето. Он — Ульфрик, царь волков, и сам выхолостил свой пост, атеперь никак не мог восстановить уважение и основу власти, в которой нуждался.Я ему помогала, но часть стаи считала мое вмешательство еще одним признаком егослабости. Блин, да и сам Ричард так считал.

Но сейчас, насколько я знала, никто не пытался наезжать настаю Ричарда. Соседние стаи решили держаться подальше, пока пыль не осядет. Встае никого не было, кто мог бы бросить ему вызов за пост вожака, кромеСильвии, а она этого не делала, потому что к Ричарду хорошо относилась и нехотела ставить себя перед необходимостью его убивать. Если бы Ричард не боялсятого, что может устроить Сильвия, став Ульфриком, он бы мог и так уступить ей,но он знал, и Сильвия не скрывала, что ее первым приказом было бы убить всех,подозреваемых в нелояльности. Таких могло бы набраться до двух дюжин, и Ричардуэтого не хотелось. Но Сильвия, будь у нее проблемы, пришла бы прямо ко мне. Азначит...

Я посмотрела на О'Брайен. Она вглядывалась в меня, пытаясьпрочесть мои мысли. Я не знаю, что она увидела у меня на лице. Сегодня я былане в лучшей форме.

— Выкладывайте, Блейк, — сказала она.

Я решила, что полуправда будет лучше, чем ничего.

— Я подумала, что есть один вид политики, в котором яучаствую.

— И это?

— Вампиры. У меня тесные связи с Мастером городаСент-Луис. Не думаю, что Хайнрик сознательно стал бы работать на вампира, но онмог этого не знать. Такую работу обычно заказывают через посредника, и никтоникого не видит в лицо.

— А с чего это какому-нибудь вампиру взбрело бы вголову вас убивать за то, что вы встречаетесь с Мастером города?

Я пожала плечами.

— В последний раз, когда меня пытались убить, то именнопо этой причине. Они считали, что это ослабит... Мастера, отвлечет еговнимание.

Она перегнулась через стол, скрестив руки на животе.

— И вы думаете, что так оно и на этот раз?

Я сдвинула брови и покачала головой.

— Не знаю. Не думаю, но никакая другая политика мне вголову не приходит.

— Я занесу в дело и передам по команде. Можем вампредложить защиту полиции.

— У вас на такие вещи выделены средства?

Она улыбнулась, но не так чтобы радостно.

— У Хайнрика в досье есть слово «террорист». Поверьтемне, в наше время это страшное слово позволит мне поставить на вашу защитукодлу здоровых мужиков.

— Не следует ли говорить «людей»? — спросила я,глядя ей прямо в глаза.

Она фыркнула:

— В гробу я видала эту политкорректность, да и вы,кажется, тоже.

— Извините, не устояла против искушения.

— К тому же вы достаточно давно работаете с полицией изнаете, что это обычно именно мужики.