— Это было бы неплохо, — ответил Зебровски.

Он отодвинулся со стулом чуть подальше вдоль стола, но непокинул свой пост. И остался в таком близком соседстве с этой клокочущейяростью — на такое мало кто бы решился.

Мне пришлось подумать, но я дала ему приблизительный отчет овремени за последние двое суток. На самом деле алиби на первое убийство я моглаему и не дать, но на второе очень постаралась.

Зебровски изо всех сил старался сохранить непроницаемое лицокопа, пока записывал мои слова. Вся беседа записывалась на пленку, ноЗебровски, как и Дольф, любил заносить все на бумагу. Если подумать, этапривычка могла перейти к нему от Дольфа.

Дольф стоял возле стола, нависая над всеми нами, пока ярассказывала. Зебровски уточнял мелочи, стараясь как можно точнее определитьвремя.

Джейсон сидел так тихо и неподвижно, как только мог. Руки онсцепил на столе, голову опустил вниз, время от времени кидая быстрые взгляды нанас всех, но не шевеля ни головой, ни телом. Как кролик в высокой травенадеется, что если сидеть очень тихо, то собаки его не найдут. Только этааналогия должна была бы вызывать смех. Я в том смысле, что он — вервольф. Но невызывала, потому что была точна. Быть вервольфом — это не защищает от людскихзаконов, а обычно приносит вред. Иногда смертельный. Сейчас нам это не грозило,но обстоятельства могут и поменяться.

Оборотня, обвиненного в убийстве человека, ждал скорый суд ипочти немедленная казнь. Если оборотень объявлялся одичавшим или вел охоту налюдей, а полиция не могла его поймать, то суд выдавал ордер на ликвидацию — какна вампира. Все происходило почти аналогично. Вампир, подозреваемый в убийстве,но избегающий поимки и рассматриваемый как опасный для общества, удостоивалсяордера на ликвидацию, выданного судьей. Подставить в эту формулу оборотнявместо вампира — и получается то же самое. Ни суда, ничего — только выследить иубить. У меня было несколько таких заданий. Не много, но было.

Несколько лет назад существовало движение, чтобы люди,пользующиеся магией, также становились объектами ордера на ликвидацию, ноподняли вой слишком многие организации, занимающиеся правами человека. Я личнокак человек, использующий магию, была довольна. Как исполнитель ордеров суда наликвидацию я не знала, как бы я отнеслась к охоте на человека с последующимубийством. Мне случалось убивать людей, которые угрожали моей жизни или жизнидорогих мне людей. Но одно дело — самооборона, пусть даже превентивная, другоедело — исполнение приговора. Колдун или колдунья представали перед судом, еслиони люди, но в случае признания виновными в использовании магии для убийствасмертный приговор выносился автоматически. Вердикт бывал обвинительным в девяностадевяти случаях из ста. Присяжным не нравилась сама мысль — отпускать человека,который может использовать магию для убийства. И одной из моих жизненных целейбыло никогда не попадать в суд.

Я знала, что Джейсон ничего плохого не сделал, но еще я достаточнознала о том, как работает система с теми, кто не до конца человек. Иногданевиновность мало что значит.

— Кто-нибудь может подтвердить указанное время? —спросил Зебровски.

— Несколько человек, — ответила я.

— Несколько, — повторил Дольф. Его передернуло ототвращения, и причин его я тоже не понимала. — Ты даже не знаешь, ктоотец?

Я заморгала на него, как олень в свете фар.

— Не понимаю, о чем ты.

Он на меня посмотрел, будто я уже ему соврала.

— Детектив Рейнольдс нам сообщила свою маленькую тайну.

Я уставилась на него в упор. Он нагнулся над столом, а ястояла, и наши глаза были почти на одном уровне.

— И что с того?

Он то ли фыркнул, то ли закашлялся.

— Не только она упала в обморок на месте преступления,и не только ее стошнило.

Он говорил так, будто тыкал в какое-то больное место схирургической точностью.

Я наморщила лоб, продолжая моргать.

— Извини, но о чем это ты? — Я действительноничего не понимала.

— Не строй из себя скромницу, Анита, этого ты неумеешь.

— Я ничего из себя не строю, Дольф, я просто ни хренане понимаю.

И тут мне стукнула в голову мысль, но это же не может быть?Не думает же Дольф... Я посмотрела на него и заподозрила, что именно это он идумает.

— Ты намекаешь, что я беременна?

— Нет, не намекаю.

Я чуть расслабилась. А не надо было.

— Я спрашиваю: ты знаешь, кто отец, или их было слишкоммного, чтобы угадать?

Зебровски встал. Он был так близко к Дольфу, что томупришлось чуть подвинуться.

— Я думаю, тебе следует уйти, Анита, — сказал он.

Дольф продолжал сверлить меня взглядом. Я бы взбесилась,если бы не была так ошарашена.

— Мне случалось раньше блевать на осмотре местапреступления.

Зебровски чуть подался от стола. У него был вид человека,который знает, что по рельсам летит поезд, и понимает, что никто не успеетвовремя убраться. А я все еще не думала, что дело так плохо.

— Раньше ты никогда не теряла сознание.

— Дольф, я была больна. Настолько больна, что не моглавести машину.

— А сейчас вроде бы оправилась, — сказал онголосом низким и рокочущим, наполненным гневом, который, кажется, у него сейчасвсе время держался под самой поверхностью.

Я пожала плечами:

— Наверное, вирус.

— И это никак не связано со следом клыка у тебя на шее?

Я потянулась к следу, но заставила себя опустить руку. Честноговоря, я о нем забыла.

— Я была больна, Дольф. Даже мне случается заболеть.

— А на синдром Влада ты еще не проверялась?

Я медленно вдохнула, медленно выдохнула и подумала про себя— хрен с ним. Дольф явно не собирался оставлять тему. Хочет поссориться? Ямогу. Черт побери, простая, от всей души перебранка с криками меня сейчас оченьманила.

— Я уже сказала, я не беременна. И мне плевать, веришьты мне или нет, потому что ты мне не отец, не дядя, не брат и вообще никто. Тыбыл моим другом, но и это сейчас под вопросом.

— Ты либо одна из нас, либо одна из них, Анита.

— Из кого? — спросила я, вполне уверенная вответе, но мне надо было услышать его вслух.

— Из монстров, — ответил он почти шепотом.

— Значит, ты называешь меня монстром? — Я нешептала, но голос у меня был тихий и выдержанный.

— Я говорю, что ты должна выбирать, с нами ты или сними. — При слове «с ними» он показал на Джейсона.