...

Еще одна веха: этим письмом Геккель отдавал Бонхёффера на милость нацистского государства. Бетге писал: «Не существовало обвинения страшнее, чем ярлык «пацифиста и врага государства», тем более в официальном, письменном документе»342.

Выводы последовали незамедлительно: первым делом Бонхёффера отлучили от Берлинского университета. Лекция, прочитанная им 14 февраля, стала последней, многолетняя связь с академическим миром на том и прервалась. Он будет протестовать и подавать апелляции, но право читать лекции ему так и не вернут. Правда, в безумном мире гитлеровской Германии, где из академического мира уже изгнали евреев, едва ли Бонхёффер мог считать это наказанием. Его зять Герхард Ляйбхольц был вынужден «уйти в отставку» в апреле. Так, может быть, это наказание было скорее почетным отличием?

22 апреля Бонхёффер прочел лекцию под заголовком «Вопрос о границах Церкви и церковного союза». Как всегда, его речь была безукоризненно выстроена, продуманна, изящна и доказательна, как верно решенное уравнение. В этой лекции он объяснял, почему Исповедническая церковь не может сосредотачиваться исключительно на догматических вопросах, но не может и пренебрегать догмой. Он произнес страшные и многим запомнившиеся слова: Исповедническая церковь «ищет путь между Сциллой ортодоксии и Харибдой безисповедальности». Он указывал рамки, в которых происходит диалог: можно и нужно вступать в общение с «другой Церковью», например, с православной церковью или с католической церковью, но не с учреждением, представляющим собой «анти-Церковь», как «немецкие христиане». С другой Церковью возможны разногласия, но диалог как раз и нужен для взаимопонимания и сближения, с «антицерковью» никаких отношений быть не может343. Эта лекция все на ту же постоянно привлекавшую Бонхёффера тему «Что есть Церковь» помогла слушателям обрести ясный, библейский взгляд на сложную проблему в сложный период истории немецкой Церкви.

Но в этой четкой и красивой картинке пряталась бомба с часовым механизмом. Одна-единственная фраза. Вскоре она взорвется, затмит все, что сказано до нее и после нее, вызовет огненную бурю споров и противоречий. Бонхёффер не имел в виду ничего подобного, когда писал эти слова, ему и в голову не приходило, что они будут восприняты как главная мысль его лекции. Фраза, вызвавшая столь ожесточенные споры, звучала так: «Кто сознательно отрезает себя в Германии от Исповеднической церкви, тот отрезает себя от спасения».

Посыпались самые чудовищные обвинения. Лекция была опубликована в июньском выпуске Evangelische Theologie , тираж разошелся мгновенно. В ответ на эту публикацию Герман Сассе, соавтор Бонхёффера по Бефильскому Исповеданию, тут же объявил, что Исповедническая церковь, «противопоставляемая конфессиональному движению лютеранских церквей, становится сектой, худшей сектой, которая когда-либо возрастала на почве немецкого Протестантизма». Мерц назвал декларацию Бонхёффера «экстатическим излиянием разумного и сдержанного прежде человека, противоречащим всему, что было наиболее существенно для Лютера». Генеральный суперинтендент Эрнст Штолтенхофф выразился кратко и энергично: «Возмутительный образчик лжеучения – и ничего более»344.

Бонхёффер писал по этому поводу Эрвину Суцу:

...

Упования Бонхёффера на Исповедническую церковь укрепились весной 1936 года, когда он узнал, что руководство готовит документ с недвусмысленной критикой нацистской политики, в том числе политики в отношении евреев. Это был решительный, хотя и взвешенный документ, и предназначался он для глаз одного-единственного человека – Адольфа Гитлера.

Меморандум был составлен с целью вовлечь единственного – маниакально одержимого – читателя в диалог. В нем не было претензий и обвинений, но задавались вопросы, и тем самым, соблюдая презумпцию невиновности, Гитлеру предлагалось ответить и прояснить положение: проводится ли «дехристианизация» немецкого народа как официальная политика правительства? Что нацистская партия подразумевает под термином «позитивное христианство»? Отмечалось также, что партийное богословие направлено на разжигание ненависти к евреям среди граждан Германии, а для родителей-христиан это становится серьезной проблемой при воспитании детей, поскольку христиане по идее не должны ни к кому питать ненависти. Хильдебрандт участвовал в составлении декларации, среди других подписей стояла и подпись Нимёллера.

4 июня документ был доставлен непосредственно в рейхсканцелярию. Помимо экземпляра, направленного Гитлеру, имелось всего две копии, обе сохраняемые в строжайшей тайне. Все было продумано, ведь ответ Гитлера мог оказаться и резко негативным. Однако вышло еще хуже: ответа вовсе не последовало. Проходили дни, дни складывались в недели. Он вообще получил документ?

Через шесть недель разразилась катастрофа: авторы декларации узнали новости о ней из лондонской газеты. 17 июля Morning Post опубликовала по этому поводу статью. Как могла британская пресса проникнуть в этот секрет? Опять Гитлера выставили в дурном свете перед мировой общественностью, а Исповедническая церковь так старалась предоставить ему возможность ответить в частном порядке, сохранить лицо! Дальше – хуже: неделю спустя швейцарская газета поместила текст меморандума целиком. Выглядело это так, словно Исповедническая церковь допустила утечку информации и передала меморандум международной прессе именно с целью бросить тень на Гитлера. Но авторы меморандума не хранили у себя его копии! Кое-кто подозревал, что меморандум разгласил сам Гитлер, чтобы выставить в дурном свете Исповедническую церковь: теперь она выглядела предательницей – она обращается к международной прессе в борьбе против собственного правительства. В результате многие «мейнстримовские» лютеране окончательно отшатнулись от Исповеднической церкви.

Так что же произошло на самом деле? Выяснилось, что утечку организовали двое бывших студентов Бонхёффера, Вернер Кох и Эрнст Тиллих, в сотрудничестве с адвокатом Исповеднической церкви доктором Фридрихом Вейсслером. Они были возмущены отсутствием реакции со стороны Гитлера и решили таким образом добиться от него ответа. Все трое были арестованы, доставлены в штаб-квартиру гестапо и там допрошены. Осенью их отправили в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Вейсслера, виновного также в еврейском происхождении, отделили от соучастников и поместили в такие условия, что через неделю он скончался.