все человеческое поведение: люди из Ци (провинция Шаньдун) жадны, грубы и жестоки, потому что воды там бурны, стремительны и мощны; а люди из Цзин — царства, знаменитого своими купцами, — льстивы, лживы и хитры, поскольку вода там горькая, грязная, илистая, не знающая постоянного русла («Гуань-цзы», 39). В других случаях отношения между водой и людьми объяснялись в физиологических или медицинских терминах: «Там, где вода легкая, много плешивых и больных зобом. Там, где вода тяжелая, много больных водянкой и парализованных. Там, где вода сладкая, много добрых и красивых. Там, где вода едкая, много людей с дурными опухолями и нарывами. Там, где вода горькая, многие со вспученной грудью или согбенны» («Люйши чуньцю», 3/2.4). В целом же — и это касается всех эпох — чистая вода рождает здоровых и нравственных людей; это еще одна причина, заставляющая тех, кто стремится к власти, учиться править водами. То есть искусство управления государством напоминает управление водой: нужно руководить людьми, но не блокировать их естественные склонности; ставить плотины на пути их амбиций, но не их талантов; делать запасы, не истощая источника.

Конфуций и его последователи тоже видят в воде явление, помогающее им раскрывать конфуцианские добродетели. Когда один из учеников спросил, почему благородный муж, столкнувшись с могучей массой вод, склонен предаться созерцанию, ответ Учителя был вполне предсказуемым. По его словам, вода, подобно добродетели, распространяется повсюду и спонтанно дает всему жизнь; она, подобно справедливости, всегда придерживается одного направления, несмотря на все изгибы русла и завихрения потока; наконец, она, подобно морально преобразившимся людям, очищает все, с чем соприкасается («Сюнь-цзы», 28.5). В редком для «Лунь юй» замечании, посвященном природе, Конфуций выделяет воды и горы, делая аллюзию к человеческой психологии: «Мудрый любит воду. Обладающий человеколюбием наслаждается горами. Мудрый находится в движении. Человеколюбивый находится в покое. Мудрый радостен. Человеколюбивый долговечен» («Лунь юй», 16.21). Здесь воды символизируют непрерывное движение и беспрестанную деятельность, а горы — стабильность и непоколебимость. Историки искусства иногда связывают этот фрагмент с эстетикой одного из жанров китайской пейзажной живописи, по-китайски называющегося «горы и воды». Впрочем, мы не знаем, вдохновлялся ли Конфуций, делающий такое наблюдение, каким-то конкретным пейзажем или же какой-то отдельной живописной работой.

В то время как вода предоставляла китайскому воображению идеальную аналогию изменчивости, непрерывности, уступчивости, нефрит олицетворял первозданную красоту, внутреннюю силу и долгую жизнь. Нефрит (или жадеит) — очень твердый и полупрозрачный минерал с широкой палитрой цветов и оттенков: ювелиры, например, больше всего ценят белый или зеленый камень. Он не поддается обработке ножом или другим металлическим инструментом — для его шлифовки необходимо использовать абразивное вещество (песок и мелкий гравий) в сочетании с водой. В общем, он требует немалого труда.

Представители знати в Древнем Китае украшали себя нефритовыми подвесками, резными пластинками, крючками для поясов. Нефрит, что особенно важно, играл видную роль в ритуалах. Высокопоставленные лица во время дипломатических миссий и официальных визитов ко двору преподносили его друг другу. Звенящие нефритовые подвески надевались с учетом повода мероприятия, а также сообразно ритуальным предписаниям; по-видимому, звук подвесок сообщал о статусе их носителя. Нефритовые вещицы, сулящие удачу, подносили духам, их жертвовали рекам, Солнцу и Луне, Небу и Земле, четырем сторонам света и созвездиям. Нефритовые чаши использовались для ритуальных возлияний. Ценность нефрита признавалась и на государственном уровне. Так, в законах Цинь упоминаются наказания за контрабанду нефрита и несанкционированную торговлю им.

Хотя нефрит выглядит непримечательно, его символическая сила огромна. Из всех цветных камней, встречающихся в Китае, именно он больше всего вдохновлял писателей и философов. Ему возносили хвалы за твердость и неподатливость, а также за безупречную гладкость и безукоризненную чистоту, обеспечиваемые кропотливой обработкой. Будучи относительно маленькими по размеру, нефритовые изделия несли в себе огромные объемы человеческой жизненной энергии, воплощая все стороны чувственного и эстетического совершенства. Судить нефрит нужно было не по величине, а по красоте:

Если нефрит увлажнить, он засветится. Если по нему ударить, раздастся тягучий и гармоничный звук. Как богаты его проявления! У него нет внешнего и внутреннего, и он не скрывает своих изъянов и недостатков. Вблизи он блестит, издалека сияет. В нем, словно в зеркале, отражается зрачок рассматривающего. На его поверхности заметна даже самая крошечная былинка. Он ярко освещает тьму и мрак («Хуайнаньцзы», 16.19)[128].

Нефрит и жемчуг — мудрецы среди камней: они излучают сияние, облагораживающее все вокруг. «Там, где в холмах залегает нефрит, растения отличаются особенным блеском, а там, где в глубинах вод растет жемчуг, никогда не пересыхают берега» («Сюнь-цзы», 1.7)[129]. Если в горах есть нефрит, то они будут покрыты изобильной растительностью. О мудрых и достойных говорили, что они добры, как нефрит, — такие люди обладают внутренним светом и способностью влиять на окружающих. Мудрецы могут ничем не выделяться внешне, но внутри они драгоценны, подобно нефриту («Дао дэ цзин», 70). Нефрит олицетворяет преобладание внутренней сути над внешним фасадом. Идиомы, в которых упоминается этот камень, отсылают к наиболее ценным или животворящим вещам. Так, в литературе о физическом самосовершенствовании упоминаются «нефритовый источник», питающий жизненную энергию тела, а также «нефритовый стержень» (пенис) и «нефритовая пещера» (вагина). Бессмертные пьют из нефритовых источников. В поздней даосской религии «нефритовые девы» сопровождают достигших нужного уровня адептов к Владычице Запада (о ней рассказывалось в главе 6).

Философы широко использовали образ нефрита в своих нравственных теориях. Как объяснял Конфуций своему ученику Цзы-гуну, нефрит намного ценнее мыльного камня не потому, что он редок — достойному человеку вообще не пристало охотиться за экзотическими вещами, — но потому, что «благородный муж сравнивает его с внутренней силой». Нефрит гладок и чист, как сама добродетель человечности; он тверд и неизменен, как человек, который знает, что правильно, а что нет; его прожилки изощренны, как ум просвещенного; его можно лишь сломать, но не согнуть, как отважного; его трещины и изъяны всегда видны, как у честного; если по нему ударить, отзвуки разнесутся далеко, как слова красноречивого («Сюнь-цзы», 30.4). В целом же быть подобным нефриту — значит быть благородным: прекрасным внутри себя и харизматичным в отношении других. Нам всем следует стремиться к подобному идеалу.

Обработка нефрита часто становилась метафорой образовательного процесса, то есть шлифовки и полировки талантов и характера человека. Необразованный подобен нерасчлененному и неотшлифованному куску нефрита. Лишь мудрость и размышления способны открыть внутреннюю красоту этого прекрасного камня. Следовательно, нужен умелый ювелир или учитель, который сумеет отделить достоинства нефрита от качеств обычного камня. Облеченные властью должны уметь различить нефритоподобные качества в общественной жизни, отсеивая их от качеств простой гальки. Известная притча, в которой фигурирует нефрит, повествует о том, что лучше