– Понятней! – пискнула я, восторженно кидаясь Стасу на шею. Потом опомнилась, резко отстранилась и кинулась в комнату – одеваться. Нечего усугублять наши кое-как налаживающиеся отношения, а то ещё отменит прогулку.

Никогда не подозревала, что буду настолько радоваться яркому летнему солнцу, лёгким облачкам на небе и свежему воздуху. А оказалось, посиди взаперти пару-тройку дней – и всё, нет в мире ничего прекрасней. Зелёная травка, пёстрые бабочки, пение птиц и аромат раскалённого за день асфальта. Ах, лепота!

Уже успев выплеснуть первую дозу восторга от прогулки, я медленно брела по аллее рядом со Стасом и наслаждалась свободой. Ветер трепал подол платья, спутывал волосы, обнимал, как самый ласковый и любящий мужчина. Конечно, хотелось и крепких объятий настоящего мужчины, но пока что я довольствовалась этим. К тому же «мужчина» довольно расслабленно шагал всего в метре от меня. Можно было закрыть глаза и представить, что это он ласково касается плеч, убирает с шеи волосы…

Мечтать никто не запретит. Особенно после того, как Стас обречённо закатил глаза, увидев мой наряд. Максимально неброский, к слову. Нежно-фиалковый сарафан на тонких бретельках с воздушной юбкой чуть выше колена. Самое красивое, но скромное платье, которое с собой взяла. Была, конечно, ещё пара совсем невзрачных сарафанчиков, которые неведомым образом проникли в мой шикарный гардероб, джинсы, куча домашних платьев и костюмов (как в воду глядела, словно чувствовала, что буду сидеть взаперти!), шорты, несколько ярких маек и одно шикарное платье для выхода в свет. Но только этот фиалковый наряд выглядел подходяще для сегодняшней ситуации. Он сам по себе навевал романтическое настроение!

– Станислав, сфотографируй меня, а? Вот прямо здесь, на мосту, – умоляюще протянула я, замирая у витых перил пешеходного моста, переброшенного через реку.

Место, где мы оказались, выглядело просто волшебно. Берег здесь был высоко, на десятки метров вздымаясь над бурлящей, сужающейся речушкой. По его краям, нависая над пропастью зелёными кронами, росли пышные деревья, на воде искрились солнечные блики, плавали уточки, стрекотали в траве кузнечики. Но самое главное, народа здесь почти не было. Как в сказке. Невероятная природа, чудесное мгновение – и только мы вдвоём.

– Из меня плохой фотограф, – отозвался Стас.

– Да любой, честно, – мечтательно вздохнула я. – Но такое место необходимо сохранить в памяти навеки. И тот факт, что мы здесь были. Сомневаюсь, что когда-либо найду время и силы выбраться сюда, чтобы ещё разок прогуляться по парку.

Я не стала добавлять, что чудо определённого места делают мгновения, а не само окружение. Возможно, зайдёт солнце, улетят уточки, ветви вырастут чуть сильней… и всё, больше не будет ни ЭТОГО места, ни ЭТОЙ сказки. А может, человека рядом не будет – и всё, магия потеряется во времени навсегда.

– Когда мне было лет семнадцать, сестра назвала меня Худшим фотографом года, – подходя ближе и замирая рядом со мной у перил, внезапно разоткровенничался телохранитель. – Почти восемь лет с тех пор прошло, а, по её словам, ничего не изменилось.

Я застыла, боясь лишний раз вздохнуть. Он действительно рассказывает что-то личное? Мне? Мир перевернулся?

– Часто фотографируешь сестру? – проговорила я, страшась спугнуть момент.

– Фотографировал, – Стас пожал плечами. – Последние годы она редко желает себя запечатлеть. Так что говорю с уверенностью: хуже фотографа вам не найти, Регина Денисовна.

Он вдруг улыбнулся и слегка повернул голову. Взгляды наши встретились, и я так же внезапно осознала, насколько близко мы стоим, насколько громко бьётся сердце, отзываясь в висках каждым ударом.

– А я бы рискнула проверить, – прошептала в ответ, не в силах отвести взгляд. – Почему нет?

Стас склонился ниже, казалось, чуть привстань на носочки и дотянешься до его губ. Но я сдержалась, за что была вознаграждена: телохранитель приобнял меня за плечи и восхитительно нежно уткнулся носом в мои волосы – всего на пару мгновений, но это стоило многого. Столь многого, что у меня пересохло во рту, и ответа не нашлось, когда Стас эхом согласился:

– Действительно, почему бы и нет?

А потом отступил на несколько шагов, прерывая и объятия, и осторожное прикосновение к волосам. Выудил из кармана телефон и добавил:

– Вперёд, попробуем сделать хоть одну нормальную фотографию.

Сестра Стаса оказалась права: фотографировал он ужасно. Кадры сбивались, размазывались, ни единой идеальной улыбки он поймать не смог. Но было в этих фотографиях что-то возвышенное, одухотворённое, какая-то особая, скрытая красота. То, как играли блики света на воде, как светился ореол волос, как зеленела листва и развевалась юбка платья – несмотря на волосы, наполовину закрывающие лицо, несмотря на зажмуренные глаза или открытый от смеха рот, я казалась себе на них настоящей красоткой.

Поэтому потом, когда в кафе, получив у своего сурового гвардейца добро на то, чтобы выложить одну, самую безликую в плане окружения фотографию в Инстаграм ради поддержания легенды о командировке, я сидела и рассматривала выбранный кадр, в голову лезли только самые приятные мысли. И постоянно прокручивался тот невероятный, полный предвкушения момент.

Может, не всё ещё потеряно? Может, ещё парочка таких прогулок, и что-то у нас изменится?

Я улыбнулась и набрала под кадром: «Премия Самый криворукий фотограф года достаётся человеку, который делал это фото. Но мне нравится».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Потому что мне действительно нравилось. Эти фотографии я сохраню ещё надолго – в память о прогулке, о городе, о секундах. Даже если, когда всё закончится, между нами с телохранителем тоже всё оборвётся, по сути и не начавшись.

К хорошему быстро привыкаешь. Стас понял это, когда утром четверга, на пятый день их с Региной «отпуска», вдруг зазвонил мобильный. Биг Босс всегда любила звонить рано-рано, желательно чтобы сообщить паршивую новость. А Вероцкий в этот момент цепко поймал за хвост мысль: просыпаться без будильника, готовить завтрак и видеть в ответ чудесную, благодарную улыбку шикарной блондинки – вот где счастье. И вот где то самое хорошее.

Но всё когда-то кончается. Так и его блаженное неведение тем утром подошло к концу.

– Здравствуй, милый, хорошо спалось? – послышался в трубке голос матери.