Стас словно услышал меня. Чуть склонил голову, ловя мой взгляд, потом опустил глаза ниже – к губам. Опустился ещё ниже, ниже… я резко выдохнула, тоже подаваясь вперёд, замерла в ожидании прикосновения.

А потом ощутила, как руки на таллии разжались, горячий и такой желанный мужчина торопливо отступил на пару шагов и быстро проговорил:

– Регина Денисовна, давайте продолжать уборку. Прошу прощения, у нас деловые отношения.

Слова колоколом отдавались в голове. А вместе с ними грохотала и песня. Та самая, о девочке-беде.

«Это не девочка – это беда, я с такой как она – ни за что, никогда.

Это не девочка, но я ведусь…

Я в другую уже никогда не влюблюсь».[1]

[1] Те100стерон – «Это не девочка»

– Что? В смысле? – неверяще выдавила я.

К стуку сердца в ушах добавилось неприятное ощущение где-то под рёбрами – словно из меня огромным шприцом вытягивали внутренности и весь воздух. Дыхание перехватило, рёбра сдавило – внутри образовывался вакуум. И только слова могли его заполнить, выплеснув нечеловеческую обиду.

– Вы же сами понимаете, Регина. Это лишнее, – отозвался телохранитель с привычно каменным выражением лица. С грёбаной маской, за которой вечно прятался!

– Что именно?

Слова давались с трудом. Мне просто не верилось, что это происходит. Что всего пару дней назад была невероятная прогулка, во время которой Стас улыбался, казался таким тёплым и живым… во время которой он САМ меня обнимал! Едва заметно, но всё же. Что ещё вчера мы вместе смотрели комедию и истерично смеялись над каждым шагом героев – не я, а МЫ. Что только что – только что! – было так чертовски весело и уютно, я стояла в его объятиях в миллиметре от поцелуя, заворожённая взглядом золотисто-карих глаз… и думала, что смогла наконец-то завоевать хоть немного тепла.

А потом всё это рухнуло.

– Не стоит выходить за рамки деловых отношений и усугублять наше общение, – уведомил он меня.

Именно уведомил, потому что таким равнодушным тоном только документы зачитывать. Бесконечные контракты, которые я стопками складываю у Сержа в шкафах.

И, наверное, стоило бы промолчать, но вакуум внутри требовал хоть какого-то наполнения. Постепенно закипающая в груди ярость идеально подходила для этого дела.

– Стас, сейчас, всего несколько секунд назад, ты стоял здесь и был готов меня поцеловать. Я видела это! – Фраза прозвучала излишне настойчиво, хоть мне и пришлось на секунду остановиться и перевести дыхание. – Разве нет? Хочешь сказать, я ошибалась?

– Регина…

Он не стал отрицать. Просто наконец-то перевёл на меня взгляд, перестал отводить глаза. Посмотрел так прямо и уверенно, что у меня совсем перехватило горло, а голову снесло окончательно.

Он. Не. Отрицал! Даже не пытался. Значит хотел и просто сейчас безбожно врал. Сопротивлялся. Без-бож-но.

– В чём проблема? – выпалила я, делая шаг вперёд, ближе к нему. – Чем один поцелуй может «усугубить наше общение»?

Забавно, чёртова швабра в его руках сейчас напоминала оружие. Казалось, ещё одно слово, ещё один сантиметр к нему навстречу – и меня пронзят ей, как мечом. Ведьма, которая переступила черту. Вырвалась из темницы и сейчас требовала от инквизитора ответа.

– Стас, мы уже дважды чуть не переспали…

Но инквизитор не был готов отступиться от церкви и ступить на путь греха. Хотя… какой, к чёрту, грех?

– Прошу прощения за неподобающее поведение, Регина Денисовна. Вы моя клиентка, я обязан всегда быть начеку, а не отвлекаться на всякие пустяки.

От официальности тошнило. Я сглотнула.

– Что за глупости ты говоришь? – Ещё один шаг к нему, стоит протянуть руку и можно коснуться. – Пустяки?

Последний шаг, теперь нас разделяли только швабра и мой страх. Песня давно сменилась, теперь приятный мужской голос пел о том, что мы «ничего не обязаны», что он плавится «где-то в Аду», что нам «не стоит встречаться». Неужели не стоит?

– Вас запугивали и пытались убить, в таком состоянии не всегда удаётся мыслить трезво.

Станислав стоял неподвижно, как статуя. Говорил безэмоционально, бесстрастно… ни единой краски в голосе.

– А я на работе, Регина Денисовна, – добавил он, – я обязан охранять вас. От всего. Разве вам самой не страшно? Если телохранитель не будет постоянно сосредоточен, вы можете пострадать.

Вот только в противоречие словам взгляд его был прикован к моим приоткрытым губам. Он прожигал, обещал… и предостерегал. Если я сделаю следующий шаг – самый-самый последний, – пути назад уже не будет.

И я сделала его.

– К чёрту! – выпалила, ощущая, как пересохло горло, и подалась вперёд, ловя его губы.

Но ответа не получила.

– Регина! – рявкнул Стас, резко отстраняя меня, почти до боли сжимая плечи. – Хватит, это не обсуждается. Я на работе, ясно? Давно уже пора запомнить.

Сердце стукнуло в последний раз. Стукнуло… и остановилось. Я смотрела на него, ощущая, как на глаза наворачиваются слёзы, и понимала, что последний шаг был сделан в пропасть.

– По моей вине ты не пострадаешь, – проговорил он тише.

Не пострадаешь… не пострадаешь… не пострадаешь…

Но я уже страдаю. Из-за него. Прямо сейчас.

А потом меня словно молнией пронзило. Сквозь пелену слёз в глазах лицо Стаса словно преобразилось: стали видны напряжённые скулы, решительно стиснутая челюсть, едва видимый прищур глаз, нахмуренные брови и бледные губы. Чёрт побери… Чёрт побери!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ты боишься, – ахнула я, вспоминая все слова Лады о нём и намёки, которые делал Тим. О сестре, о закрытости, о том, что Стас сложный, его нужно просто «дожать». – Вероцкий, ты боишься. Святые шестерёнки, я всё-таки тебе нравлюсь! И ты боишься, что накосячишь и получится, как тогда, с сестрой и Тимом…

Я просто не удержалась. Выпалила догадки, домыслы, надежды. Ох, зря! Потому что телохранитель поджал губы и рыкнул:

– Хватит!

И оттолкнул. Изо всех сил, заставив отступить на несколько шагов и едва не упасть.