– Около получаса назад. Спешил. Куда, не сказал, – слышу совсем уж странный ответ.

– Его величество тут сегодня был?

– Никак нет, ваше высочество.

Чувствуя, как всё сильнее поднимается внутри чувство тревоги, снова подхожу к столу секретаря, чтобы попытаться найти причину его ухода. Взгляд снова цепляется за почтовый футляр. Под ним клочок бумаги. И что-то написано.

Проведя рукой над вещицей, чтобы не нарваться на какие-нибудь охранки, отодвигаю пальцем футляр. И читаю одно единственное слово, написанное коряво, но вполне узнаваемым почерком.

«Помоги».

Что-то с отцом.

– Гвардейцев к покоям его величества. И лекаря, – приказываю я на ходу, стремительно покидая приёмную.

По пути проворачиваю на пальце перстень, обратно вызывая к себе своих людей. Они найдут по маяку.

Проходя мимо зала совещаний, где должен был сегодня состояться совет, встречаю герцога Гуалтиеро, министра финансов.

– Ваше высочество, заседание переносится? Гийом не предоставил нам материалы для ознакомления… – начинает он.

– Пока не знаю, герцог. Ни короля, ни его секретаря нет на рабочем месте, а на столе Гийома записка от его величества с просьбой помощи, – сообщаю, не останавливаясь. – Я собираюсь проверить, что случилось, а вы предупредите остальных, что начало откладывается.

Герцог что-то пытается ещё у меня спросить, но я уже не слушаю, заметив идущих навстречу Дарио и Михеля, своих людей. Махнув им рукой, сворачиваю к жилому крылу.

Больше никто меня не пытается задержать, так что вскоре я уже подхожу к личным покоям короля. И никого не вижу на посту у его двери. Впрочем, как и во всём крыле

– Михель, свяжись с герцогом Орсино, спроси, кто отдал приказ его гвардейцам покинуть свои посты в королевском крыле. Дарио, за мной, – велю на всякий случай активируя дополнительные щиты.

Охранный периметр королевских апартаментов незамкнут, словно отец кого-то ждёт.

В тот момент, когда я толкаю дверь и переступаю порог, чувствую сигнал почтового футляра на поясе. Но глаза цепляются за сидящего на софе в гостиной старого секретаря, а в груди разливается такая давящая тяжесть, будто кто-то сердце в кулаке сжимает.

– Гийом, – окликаю помощника отца. – Что случилось?

Мне почему-то становится тяжело дышать. И зрение слегка туманится.

– Ваше высочество, – сипло шелестит секретарь в ответ. Поворачивает голову и поднимает на меня воспалённые глаза. Сжимает перепачканные в чём-то буром руки. По мертвенно-бледному лицу пробегает мучительная судорога. – Хорошо… хорошо, что вы пришли. Его величество… умер.

Что? Как? Неверяще веду головой из стороны в сторону, пытаясь как-то переварить эту новость… Но не получается. Умер? Почему умер? Он не мог умереть…

Чувствуя себя так, будто меня оглушили чем-то, я окидываю мутным взглядом комнату. В ней больше никого. И глаза сами прикипают к двери спальни. Он там. Да. Должен быть там.

Словно в тумане, я шагаю к этой двери. Шаг за шагом. Меня тянет к ней, так сильно, что сопротивляться нет сил. Я должен зайти и увидеть.

Ладонь ложится на белую резную поверхность, толкая. И в этот миг почему-то вспоминаются руки Гийома. Выпачканные… в крови. Теперь я понимаю это. Дверь открывается. Позади слышатся какой-то странный звук. Надо обернуться. Надо… Но тело уже действует само по себе, будто ведомая кем-то… марионетка. Я переступаю порог, не в силах отвести взгляд от жуткой и дикой в своей нереальности картины.

На полу прямо передо мной в огромной сложной пентаграмме в луже крови лежит распростёртое обнажённое тело моего отца, короля Гельмута Сиродаса Арганди, расписанное кровавыми росчерками. Тиски на сердце сжимаются сильнее, перед глазами всё темнеет. Я пытаюсь рвануться назад, ударить хотя бы вслепую, уйти из-под невидимого удара… но даже пошевелиться не могу, скованный по рукам и ногам кровавыми оковами ритуальной тёмной магии. В груди словно дыра образуется, затягивая меня всё глубже. 

Но я не могу сдаться. Не имею права. Я должен сопротивляться. Должен… Должен… Должен…

– Я знал, что ваша воля сильна, ваше высочество, – звучит позади меня смутно знакомый голос. – Но сопротивляться тому, что соткано на родственной крови, даже вы не сможете. 

Когда Федерик ушёл, я решила прилечь и хотя бы немного поспать. Бессонная ночь давала о себе знать, глаза буквально слипались и голова ощущалась так, будто ватой набита. Ничего наподобие кофе в этом мире мне пока не попадалось, да и не нашла я веских причин отказывать своему организму в отдыхе. Ясная голова никогда не помешает.

Однако вместо отдыха сон принёс мне давящую тяжесть тревоги и жуткие сновидения. В них я то бегала по какому-то мрачному подземелью в поиске выхода, то пыталась стащить с Федерика, выглядящего, как застывшая статуя, какую-то чёрную паутину. А она рвалась в моих руках, брызгая кровью, заляпывая нас обоих. Я умоляла мужа очнуться. Как безумная, всё рвала эти нити, а они возникали обратно. Словно живые, оплетали его всё сильнее, пока почти не покрыли полностью, удавкой затягиваясь на его шее. Именно в этот момент я и проснулась с криком, задыхаясь от ужаса.

Страх за Федерика сковал мою душу такими тисками, что в глазах темнело. Кубарем скатившись с кровати, я сразу бросилась к столику, на котором оставила почтовый футляр. И дрожащей рукой написала на клочке бумаги предупреждение мужу, что ему, возможно, угрожает опасность, ловушка тёмных магов, что-то кровавое и сковывающее волю. И сразу же сунула записку в футляр, молясь богам всех миров, чтобы уберегли любимого от беды.

Он не ответил. Ни через пять минут, ни через десять…

Прошло уже почти два часа, а ответа до сих пор нет. За это время, я извелась настолько, что сердце в груди, кажется, вот-вот остановится. От страха даже дышать больно.

Спускаться к завтраку я отказалась. Бриггита передала близняшкам и её величеству, что мне немного нездоровится с утра. Не хотелось их пугать ни своим безумным видом, ни эмоциями.

От завтрака в покои я тоже отказалась. Кусок в горло не полезет. 

Не до еды сейчас. 

Душа не на месте. Так страшно мне ещё ни в одной жизни не было. 

Что с ним? Почему не отвечает ни мне, ни Рэймандо? Безопасник Федерика, правда, немного меня успокоил, сообщив, что его люди, поехавшие с принцем, на связь выходят и уверяют, что с его высочеством всё в порядке.

Но не верю я. Чувствую, что случилось что-то очень плохое. Иначе… он бы ответил сам.

И увидеть ничего не получается. Как я не пытаюсь. 

Из мрачных мыслей меня вырывает тихий стук. Отвернувшись от окна, через которое я уже минут пятнадцать пялюсь на замковые ворота, вижу, как открывается дверь.