форт продукты, и я прибыл в Санто-Доминго, рваный, запыленный, с сотней гурдов в кармане, которые здесь не котировались и с пятьюдесятью американскими долларами одной бумажкой, зашитой в целях сохранности в подкладку брюк. С помощью этой бумажки я снял в гостинице номер с ванной, привел себя в порядок и проспал двенадцать часов подряд, прежде чем идти в британское консульство просить денег и экспатриации — но куда?

От этого унижения меня спас мистер Смит. Случилось так, что он проезжал в машине мистера Фернандеса и увидел, как я пытался разузнать дорогу к консульству у негра, который говорил только по-испански. Я попросил мистера Смита подвезти меня в консульство, но он и слышать об этом не захотел. Дела, заявил мистер Смит, можно отложить до после завтрака, а когда мы позавтракали, он сказал, чтобы я и не думал искать сочувствия и одолжаться деньгами у консула, ибо у него, у мистера Смита, сколько угодно американских дорожных чеков.

— Вспомните, в каком я перед вами долгу, — сказал он, но мне так и не удалось припомнить его долги. Он уплатил по счету в «Трианоне». Он даже питался своим собственным дрожжелином. На сей раз, уговаривая меня, он призвал на помощь мистера Фернандеса, и мистер Фернандес сказал: «Да», — а миссис Смит сердито добавила, что если, по моему мнению, мистер Смит из тех, кто оставляет друга в беде, тогда мне не мешало бы побывать с ними в тот день в Нэшвилле… Дожидаясь теперь мистера Смита в холле «Амбассадора», я думал, какая же пропасть лежит между этим человеком и мистером Шюлер-Уилсоном.

Мистер Смит сошел вниз один. Он извинился за миссис Смит: она не может прийти, так как у нее сейчас урок испанского с мистером Фернандесом — уже третий.

— Послушали бы вы, как они бойко болтают, — сказал он. — У миссис Смит редкостные способности к языкам.

Я описал ему прием, оказанный мне мистером Шюлер-Уилсоном:

— Он счел меня коммунистом.

— Почему?

— Потому что за мной гнались тонтоны. Вы ведь помните: Папа Док оплот против коммунизма. А «повстанцы» — слово непотребное. Любопытно, как президент Джонсон {78} отнесся бы к французскому Сопротивлению. Там ведь тоже была коммунистическая прослойка (опять непотребные слова). У меня мать участвовала в повстанческом движении — хорошо, что я хоть этого не сказал мистеру Шюлер-Уилсону.

— Не понимаю, какой вред может принести коммунист на должности заведующего рабочей столовой. — Мистер Смит грустно посмотрел на меня. — Не очень-то приятно стыдиться за своего соотечественника.

— В Нэшвилле вам, вероятно, не раз приходилось испытывать это чувство.

— Там другое дело. Там это было поветрие, горячка. Я жалел этих людей. В нашем штате о законах гостеприимства еще не забыли. Когда человек стучится к нам в дверь, мы не спрашиваем, каковы его политические убеждения.

— Я надеялся, что смогу вернуть вам долг.

— Я не бедняк, мистер Браун. Это не последние мои деньги. Знаете что, возьмите у меня еще тысячу долларов.

— Как я могу? Мне нечего вам предложить в обеспечение такого займа.

— Если вас это беспокоит, давайте составим документ, по-честному и по всей форме, и заем пойдет под закладную на «Трианон». Ведь отель у вас прекрасный.

— Он сейчас и пяти центов не стоит, мистер Смит. Правительство, наверно, уже конфисковало его.

— Положение когда-нибудь изменится.

— Есть еще одна возможность получить работу. Севернее, около Монте-Кристи. Я слышал, что там нужен заведующий рабочей закусочной на фруктовой плантации.

— Нельзя вам падать так низко, мистер Браун.

— Мне приходилось падать еще ниже и заниматься менее почтенными делами. Если вы не возражаете, я снова воспользуюсь вашим именем… Там хозяева тоже американцы.

— Мистер Фернандес говорил мне, что ему нужен компаньон, кто-нибудь из англосаксов. У него здесь очень хорошее предприятие — небольшое, но процветающее.

— Я никогда не стремился пойти в гробовщики.

— Это очень важная сфера социального обслуживания, мистер Браун. И вполне надежная. Без перебоев в делах.

— Я все-таки сначала попытаюсь устроиться в закусочной. Тут у меня опыта больше. А если не выйдет, тогда, может быть…

— Вы знаете, что здесь миссис Пинеда?

— Миссис Пинеда?

— Та очаровательная дама, которая приезжала в ваш отель. Неужели вы ее не помните?

Я действительно не сразу сообразил, о ком он говорит.

— Что она делает в Санто-Доминго?

— Ее мужа перевели в Лиму. Она здесь проездом, на несколько дней, остановилась в посольстве со своим маленьким сыном. Забыл, как его зовут.

— Анхел.

— Да, верно. Славный мальчуган. Мы с женой очень любим детей. Может, потому, что у нас своих не было. Миссис Пинеда очень обрадовалась, когда узнала, что вам удалось выбраться с Гаити целым и невредимым, но она, конечно, очень обеспокоена судьбой майора Джонса. Хорошо бы нам пообедать завтра всей компанией, и вы ей тогда расскажете о нем.

— Я собираюсь завтра туда, на север, и выеду с самого утра. Вакантное место ждать не будет. Я и так уже сколько времени здесь торчу. Скажите миссис Пинеда, что я напишу ей про Джонса все, что знаю.

3

В этот раз я одолевал дорогу на джипе, взятом напрокат со скидкой, опять же при содействии мистера Фернандеса. Но не суждено мне было добраться до Монте-Кристи и банановых плантаций, и я так никогда и не узнаю, сочли бы меня достойным должности заведующего рабочей закусочной или нет. Я выехал в шесть утра и к завтраку уже был в Сан-Хуане. До Элиас-Пинаса дорога не представляла никаких трудностей, но международное шоссе — может, потому, что на этом участке курсировал только рейсовый автобус да изредка проходили армейские грузовики, — оказалось более пригодным для коров и мулов. Я доехал до контрольного поста у Педро-Сантаны, и там меня задержали — непонятно почему. Лейтенант, запомнившийся мне с того дня, когда я переходил границу, был занят разговором с каким-то толстяком, одетым по-городскому; толстяк навалил перед ним целую груду игравшей всеми цветами радуги ювелирной дешевки — бус, браслетов, часов, колец, — в пограничной полосе контрабандистам было раздолье. Деньги перешли из рук в руки, и лейтенант направился к моему джипу.

— Что случилось? — спросил я.

— Случилось? Ничего не случилось. — Он говорил по-французски не хуже меня.

— Ваши солдаты не дают мне проехать.

— О вас же заботимся, по ту сторону международного шоссе идет стрельба. Палят вовсю. А мы где-то с вами встречались.

— Я пришел с той стороны месяц назад.

— Да. Теперь вспомнил. Скоро, должно быть, еще к нам пожалуют — такие, как вы.

— Часто тут появляются перебежчики?

— Вскоре после вас перебежало человек двадцать партизан. Теперь они все в лагере под Санто-Доминго. Я думал, больше никого