противоречий командование 6-го резервного корпуса оставалось в большей или меньшей изоляции. Оно могло рассчитывать на поддержку и понимание лишь в непосредственно руководившей ею военной инстанции. Однако и там вынуждены были приспосабливаться к часто меняющимся воззрениям зависящего от внутри– и внешнеполитических обстоятельств правительства. Ясность относительно его политики была лишь в той степени, что оно должно было обязательно приспособиться к пожеланиям Антанты, выраженным в ее ноте от 10 октября. Оно не остановилось бы и перед самыми строгими мерами по отношению к своим же землякам[374]. Из осознания этого и возникали такие меры, как введение пограничного контроля чиновниками криминальной полиции, вмешательство правительства рейха в переговоры с литовцами, последовавшая 29 октября смена начальника штаба 6-го резервного корпуса на бывшего 1-го офицера Генштаба штаба 3-й группы войск рейхсвера майора барона фон Фрича[375], отказ в крайне необходимом для защиты магистрали от литовцев снабжении, в особенности в поставках сапог, постоянное повторение требования вернуть штаб 6-го резервного корпуса в Германию, хотя само присутствие командующего корпусом в Прибалтике, по его глубокому компетентному мнению, было настоятельно необходимо особенно в этой, постоянно меняющейся, обстановке и по ходу важных переговоров с Западной русской армией. Лишь с трудом генерал-лейтенанту фон Эберхардту удалось добиться, чтобы его оставили хотя бы в связи с последним из этих аргументов, а перевод штаб-квартиры корпуса в Бернайтен под Тильзитом был отложен до 9 ноября.

Записи полковника фон Тэра и генерал-лейтенанта фон Эберхардта

Трудности, возникавшие из-за противоречивых мнений, лучше всего видны из двух записей начальника штаба 3-й группы войск рейхсвера[376] полковника фон Тэра и самого генерал-лейтенанта фон Эберхардта.

Первый писал о результатах совещания с тогдашним начальником Войскового управления в министерстве рейхсвера генералом фон Сектом: генерал отнюдь не недооценивал катастрофические следствия крушения Западной русской армии[377]. Однако здесь уже ничего нельзя было изменить, только если ее представители не смогут найти общего языка с миссиями Антанты, а перспективы этого не было. Правительство рейха самым определенным образом заявило Антанте, что Германия не будет оказывать поддержки делу Западной русской армии. Все военные инстанции получили приказ непременно соблюдать это обещание. Если те, кто поддерживают германо-русский проект, выразят повиновение, то вернувшиеся солдаты будут без проблем вновь взяты в германские части. Санкции будут применены только в отношении старших офицеров. Снабжение для этих солдат можно будет иметь в виду, лишь если они по предложению Его Превосходительства фон Эберхардта (?) будут отведены за реку Мушу. Они будто бы и до сих пор в состоянии идти маршем и сражаться.

Для послушных и готовых к выводу частей можно было бы обеспечить снабжение в небольшом масштабе, который посчитает необходимым и предоставит Его Превосходительство фон Эберхардт, но таким образом, чтобы не передать доставленное в руки русским и балтийским немцам.

Генерал-лейтенант фон Эберхардт, в свою очередь, в своем составленном непосредственно после событий отчете о результатах писал дословно следующее: «Выполнение моей задачи было весьма существенно осложнено той неизвестностью, которая царила в Берлине относительно действительного положения дел в Прибалтике, и теми внутриполитическими трениями, что приводили к мерам, делавшим в худшем случае вывод даже сохранивших верность германских частей и вовсе невозможным. Таким образом, была не только закрыта граница, прекращено железнодорожное сообщение, остановлено или же поставлено под каверзный контроль, делавший всякую заботу о войсках невозможной, снабжение, но и оставлялись без всякого внимания все отчеты и обращения за помощью. Если бы не проявленное командованием 1-го военного округа в Кёнигсберге и командованием группы войск рейхсвера в Кольберге, а также 8-й инспекцией военных железных дорог понимание[378] и нуждающаяся в самой серьезной благодарности поддержка штаба корпуса, катастрофа стала бы неминуемой».

Теперь, спустя некоторое время, уже тяжело определить, насколько оправданной была эта критика. Отечественные инстанции, в особенности министерство рейхсвера, очевидно, стремились следить за развитием ситуации. Начальник Войскового управления, генерал фон Сект, в конце октября лично отправился в Восточную Пруссию, чтобы обсудить с тамошними ведомствами и разъяснить им, «в чем, собственно, здесь дело». Однако ему не удалось «довести до находившихся там то тяжелое положение, которое вынуждает нас оставить Прибалтику, последовав требованиям Антанты»[379]. Здесь дошли до того пункта, в котором друг друга понять уже не могли.

Если же был необходим и еще один аргумент, его бы обеспечила отправка войск с востока Германии, которые могли быть двинуты в Прибалтику в момент, когда потребовалось бы добиться решительного результата по отношению ко всему западнорусскому проекту. В связи с царившими тогда настроениями может лишь удивлять, что нацеленный на это план был на деле реализован только фрайкором Россбаха.

С другой стороны, некоторые круги в правительстве, во главе с министром Эрцбергером[380], только ухудшили положение ненужной грубостью. В том числе 30 октября он добился решения кабинета министров, согласно которому вывод войск должен был быть осуществлен к 11 ноября. Подобные решения, касавшиеся и тех частей, что перешли на русскую службу, остались в подвешенном состоянии, ведь их вовсе не собирались исполнять. Они вызвали протесты в Митаве, в ходе которых выпущенное правительством Германии воззвание было расценено как признак слабости. «Не следует нас удерживать от того, чтобы мы послужили Германии так, как сочли нужным, и так, чтобы будущая Германия поблагодарила нас за это. Умудренные тяжелым опытом, мы уже не можем полагаться на обещания германского правительства, столь же мало могут смутить нас и угрозы насилия».

Вступление германских формирований в Прибалтику

О возможности своевольного выступления некоторых воинских частей в Прибалтику в инстанции 17-го армейского корпуса сообщали еще в середине октября. Основания таких намерений следует искать в предстоявшем сокращении армии, в опасениях угрожавшей безработицы и в разочаровании мирным договором. Усилия командных инстанций упредить выступление тех частей, которых подозревали в этом – штурмового отряда Россбаха и 3-го батальона 21-го пехотного полка, за счет их перевода из Торна в Пелплин и Прауст, успеха не имели. 20 октября и в ночь с 21 на 22 октября из Торна отправились 6 офицеров и около 120 солдат, а из Кульмзее выступил отряд Россбаха. Попытки остановить их на пути или же вернуть к повиновению провалились, так как даже оставшиеся в распоряжении командования части рейхсвера не желали применять силу против своих товарищей. Весь отряд, который за счет пополнений разного рода разросся до 1200 человек, под Тауроггеном 31 октября перешел границу и 11 ноября в самый драматический момент прибыл на участок фронта Железной дивизии. В качестве второй